Именно тогда, гуляя с коляской в чахлом скверике, именуемом по-ленинградски садиком, она и придумала своему сыну всю его дальнейшую жизнь. В деталях и красках.

Как он вырастет. И будет играть на скрипке. Рояль уж очень громоздкий. Большая сцена. Полный зал. Взрослый Янек во фраке и в белой бабочке. Кланяется. А потом несёт ей ворох букетов.

Или нет. Не так. Вот идёт она по улице. А ей встречаются знакомые. И говорят, какой её Янек замечательный доктор. Тоже хорошо.

А потом он женится. Не сразу, конечно. На скромной девочке. Из хорошей еврейской семьи. Чтобы родители - приличные люди. И сама девочка умела бы всё. Правда, даже в мыслях любая девочка уже виделась ей не подходящей для Янека.

Мечты разбивались об реальность. Маша хваталась за них, как за спасательный круг. Мысли о прекрасном будущем для неё и её мальчика не давали уйти на дно. Держали и давали силы просыпаться каждый день.

Янек много болел. То кашлял, то сопливил, то расшибался. Хорошо, что Вера Яковлевна выручала. Бегала за ним по первой просьбе в садик. Забирала его к себе в комнату, пока Маша с мужем были в институте. Помогала так, как родные не помогали. И всё приговаривала Янеку на ухо, что он самый лучший. И нечего быть, как все. Ничего хорошего их этого не выйдет.

Янек рос в комнате-пенале, которую когда-то выгородили из большой комнаты господской квартиры. За фанерной стенкой жили родители. Барство. Целых полторы комнаты на трех человек. Вера Яковлевна занимала одну, но большую комнату в самом конце длинного коридора. Рядом с коммунальной кухней. Маша подозревала, что когда-то квартира принадлежала её семье целиком, а после уплотнили.

Муж совместный быт осваивал с трудом. Ему, блокадному ленинградскому ребёнку, многое было не понятно в поведении жены. Он всё время мерз. Ей было душно. Тоненькая красивая девочка, смотревшая только на него, стала смотреть таким же взглядом на сына. Ребёнок оказался не тихой милой куклой, а неугомонным, бойким и шумным. Но узнавать в мальчишке свои черты было отрадно.

Рассыпалось всё как-то банально. Если кажется, что муж пахнет чужими духами, то это не кажется. А если к этому добавляется ещё и алкоголь, то совсем тошно.

Мария была девочкой провинциальной, но гордой и с принципами. Обнаружив, что её годы идут вперёд, а второкурсницам по-прежнему восемнадцать, она собрала вещи и сына и уехала к родителям. Для начала в отпуск. Муж, как было ею задумано, мириться не приехал. Каяться не спешил.

5. Глава 3

3.

Бог защищает бедняков,

по крайней мере, от грехов дорогостоящих.

Образ отца истаял быстро. Как весенний грязный снег на крышах гаражей вдоль железной дороги, по которым они с Пашкой носились весной. Остались только обрывки воспоминаний.

Склоненная кудрявая голова над шахматными деревянными фигурами на доске. Чёрный король с обломанной короной. Это Янек его погрыз. И массивные часы с металлическим браслетом на запястье.

Как отец закатывал рукава рубашки, берясь что-то починить в доме. Ведь, кажется, умел и делал всё.

И последний раз, когда Янек ждал, что он придёт. Но напрасно. Мама тогда сердилась и тянула его за руку. А Янек просил подождать ещё чуть-чуть.

Из трех моделей поведения в стрессе: замри, беги, бей, у Яна Горовица напрочь отсутствовала первая. Замри - это было точно не про него.

Воспитательница детского сада, которой нравился маленький черноглазый живой мальчик, называла его непоседа-Янек. Хорошее было время. Если бы не тихий час - цены бы ему не было.

Учительница, которой не нравился ученик, не умевший усидеть пятой точкой на одном месте, называла только по фамилии. Иногда смачно добавляя слово "бестолочь". Несмотря на его совсем небольшой рост, она усадила Яна на последнюю парту. Но ему с галёрки было даже удобнее. Никто не трогал особенно.