Резко оборачиваюсь. Успеваю заметить как вытягивается и без того худое лицо Татьяны Петровны. Как широко распахиваются ее глаза. Рот открывается и закрывается абсолютно беззвучно.

- Мама! – сзади за ноги меня обхватываю такие родные маленькие ручки.

- Дочь? – выдавливает из себя заведующая.

- Я разве невнятно говорю? – усмехается Ярослав. – Ну, здравствуй, Соня.

Он присаживается передо мной на корточки и протягивает смущенному ребенку свою огромную ухоженную ладонь.

Ага, разбежался! – мысленно ликую я.

Но…

Мой застенчивый ребенок, абсолютно не переносящий чужих людей, отпускает мою ногу, делает неуверенный шаг вперед и…

Мои глаза округляются, рот раскрывается в изумлении.

…и протягивает Ярославу ладошку.

- Здравствуй, Соня.

- Пливет! – звонкий голосок гулко разносится по комнате.

Дыхание перехватывает от представившейся мне картины.

В небольшом фойе местечкового частного садика встретились владелец многомиллионного состояния с яростным взглядом и презрительной улыбкой на губах и маленькая принцесса, являющаяся смыслом моей жизни.

Отец и дочь. Огромная рука сжимает крохотную ладошку.

Ком подкатывает к горлу. Глаза начинает щипать. Сколько темных ночей я мечтала об их встрече? И сколько пустых серых дней надеялась, что это никогда не произойдет!

Хочу броситься вперед, разнять их руки, кричать и плакать, что все это ошибка и Соня только моя дочь! Моя и больше ничья! Но не могу пошевелиться.

В карих глазах мужа вспыхивает теплое золото, мягкий свет обволакивает Соню и меня, лучится, согревает. Яростное презрение стихает, исчезает, открывая недоступную мне до этого момента глубину счастья и нежности.

Он не говорит ни слова. Просто сидит на корточках. Осторожно пожимает ладонь дочери и улыбается.

Сердце болезненно сжимается в груди. Я помню эту улыбку. Он дарил ее мне когда-то очень давно, еще до нашей свадьбы. Нежно, любя, согревая.

Не важно, что сейчас он дарит этот взгляд и эту улыбку не мне, я все еще могу греется в их отблесках. И где-то в глубине души радуюсь этому.

Огромные любознательные карие глаза-бусинки Сони, не отрываясь, следят за отцом. Она с интересом рассматривает его ладонь, дорогие часы, пуговицы на рубашке и его лицо.

Пухлые губки округляются и вытягиваются, словно она пытается выговорить букву «О». Не отнимая ладошки у отца, она тянет вторую ручку, пытаясь потрогать густую темную щетину.

Они так похожи: оба темноволосые, Ярослав коротко стрижется, его волосами занимаются стилисты в лучших салонах столицы, но я то знаю, что у него такие же упругие кудри, как у Сони. Теплое золото глаз в обрамлении почти черных ресниц и две ярко очерченные ямочки на круглых щечках.

- Кхм, - позади, разрушая волшебство момента, откашливается заведующая.

Встряхиваю головой и делаю судорожный вдох.

- Идем, родная, - тяну к дочери руки, и Соня отступает от отца на шаг. Ее ладошка выскальзывает из его руки.

Чувствую, как рушится волшебство, но сделать уже ничего не могу.

На долю секунды, может, и меньше успеваю заметить в расплавленном золоте его глаз сожаление и горечь утраты. Взмахом ресниц Ярослав отсекает от меня свои чувства.

- Значит, на ужин тебя сегодня не ждать, Полина? – зачем-то задает очередной неуместный вопрос Татьяна Петровна.

Ярослав хмыкает, слишком резко поднимается в полный рост и распахивает дверь на улицу.

- Нет, Татьяна Петровна, не ждите, я же говорила, что не смогу, - голос опускается, слова даются мне с трудом.

Я действительно не собиралась сегодня к ней на ужин, да еще и в компании своего начальника. Но чувство неловкости не отпускает.