К тому же не все собеседники оказывались деликатными. Некоторые начинали уверять Олю, что она сама виновата, не настояла, не захомутала, по-женски мудро не намекнула, слишком легко согласилась на сожительство — “ну а че ему теперь жениться, ты же и так и ужин, и постель”...

— Ты, доча, все-таки подумай, — назидательным тоном сказала мама. — Не пори горячку. Ты ж недавно родила, вот у тебя гормоны наверняка разыгрались. А ты будь мудрее. Потерпи. Ну, пока. Звони, если что.

Оля положила трубку, чувствуя себя еще более расстроенной и опустошенной.

Паша вернулся, принеся молоко, десяток мелких яиц второй категории, сырный продукт на растительных жирах, черный хлеб, чипсы, пельмени, сосиски с красной нашлепкой “акция” и еще что-то из продуктов, которые Оле запретил есть пожилой осанистый педиатр с командирским голосом. Яблок он так и не купил, но Оле было уже все равно.

Весь остаток дня Паша демонстративно дулся на нее, но Оле было не до этого. Пашино “приобретение” Оля мечтала укатить к мусорным бакам, но все же, скрепя сердце, принялась оттирать и чинить эту рухлядь. Потому что понимала, что денег на новую взять неоткуда, а удастся ли быстро продать грудничковую, когда Катя подрастет, было еще не известно.

За два дня она несколько раз протерла ткань коляски, подклеила изолентой резину на ручке, кое-как починила механизм раскладывания спинки в полулежачее положение. Эта коляска перекочевала на балкон, заняв там уйму пространства.

Оля научилась виртуозно экономить вкладыши в бюстгальтер. Кормя дочь, она вкладывала один в чашечку со второй грудью. Из той, которую “поели”, подтекало куда реже, поэтому один вкладыш можно было растянуть на день-другой, засовывая его то в правую, то в левую чашку бюстгальтера.

Детский порошок для стирки Оля сыпала не “на глазок”, а строго отмеряла ложечкой.

Вот с подгузниками экономия не удавалась. Конечно, немного выручало выкладывание дочери голышом на многоразовую пеленку — принять солнечную ванну, но не будешь ведь целый день сидеть рядом. А Катюшка уже переворачиваться пыталась… На всякое высаживание над горшком или раковиной и прочие чудо-методики у Оли банально не хватало ни времени, ни сил.

Оля, конечно, несколько раз ухитрилась купить остатки вскрытых пачек за небольшие деньги, экономя каждый раз по двести-триста рублей. Но она ужасно уставала подстраиваться одновременно под продавцов и дочкин график сна и кормлений.

Катюша была полностью маминой дочкой. Паша возвращался с работы поздно, мотивируя это своими обязанностями кормильца, но на зарплате его поздние приходы совершенно не отражались.

— Любовницу, наверное, завел, — со знанием дела говорила мать. — Понятное дело, ты ему внимания не уделяешь…

Оля после таких предположений тревожилась и расстраивалась еще больше. Ну нет, Паша не такой. Он же сам говорил, что его предала бывшая девушка. А вот в то, что он попросту хочет увильнуть от помощи с купанием и укладыванием дочери — такие подозрения у Оли очень даже были. Ведь Паша всегда говорил, что с маленьким ребенком управляются матери, потому что это все в женской природе, а его обязанности — ну, максимум погулять часик. И намекал, что за этот часик Оля обязана убраться, приготовить еду и отдохнуть.

И еще — заработать.

Паша не раз ворчал, что на хозяйство уходит слишком много денег. Он совершенно не стеснялся требовать половину денег на оплату коммуналки и перевод квартирной хозяйке, на продукты, причем даже те, которыми питался исключительно он сам. А вот на детские каши и пюре он скидывать регулярно забывал, и Оля, устав от скандалов и обвинений в духе “А наши мамы сами варили и протирали на терке”, выкраивала деньги дочки на еду из пособия и случайных доходов.