Если бы не это, он бы, наверное, до сих пор находился в своей квартире на одном из главных проспектов города. И Агнию уже заменила бы Амалия, Миранда, Таисия или еще какая-нибудь силиконовая девица с пространным именем – из тех, которые вешались на него в зале, где он вел тренировки, в клубе, где отдыхал с друзьями, или в спортивном баре около дома.

Но сейчас он пил вино на набережной Казани в компании своей замужней соседки Ани и ему очень хотелось ее поцеловать. Останавливало только обещание, которое он дал Никите Дмитриевичу, и незавидная перспектива остаться без яиц, маячившая на горизонте.

Ребята вернулись в номер уже глубокой ночью, сопровождаемые звуками ночного города: открытых питейных заведений и звонкоголосых групп, в которые сбивалась местная молодежь. Не сумев победить неловкость и так и не поцеловавшись на набережной, они, как и договорились, спали по разные стороны кровати. И это выглядело так обычно, так естественно, так легко, что Антон в очередной раз подивился. Со всеми своими девушками он каждую ночь отбивал атаку: чужие ноги, руки, острые ногти, шаловливые губы, вездесущие волосы. Самым страшным были волосы. Сколько раз он извинялся, чертыхаясь, когда случайно, переворачиваясь в постели, прижимал локтем чью-то ухоженную гриву. Или во время горячих ласк девушка морщилась и с раздраженно вытягивала волосы из-под его руки. Удивительно, как моментально из милой кошечки она превращалась в раздражительную мегеру, когда дело касалось волос. Антон даже дал себе зарок, что со своей женой он по возможности будет спать хотя бы под разными одеялами, чтобы не рушить такие хрупкие грани отношений этим «больно», «жарко», «неудобно», «тесно».

Аня спала, повернувшись к нему спиной, подтянув колени к груди на своем правом конце кровати. Рядом на тумбочке, подключенный к зарядке, лежал ее новенький айфон. По нему она иногда переговаривалась с мамой. Антон считал это очень милым и особенно ценным. Во-первых, потому что у него уже год как не было мамы, а во-вторых, потому что везде трубили о родительском абьюзе. Аня же с мамой дружила и ей единственной рассказала, куда и зачем уезжает, оставляя своего дракона.

Он глубже погрузился под одеяло, накрыв им плечо, и осторожно продвинулся к Ане, аккуратно убрал ее волосы с подушки и положил рядом голову. Самый сладкий сон – на рассвете. Мама всегда так говорила и ужасно обижалась на отца, что он подскакивает в шесть утра, не желая нежиться с ней в кровати хотя бы до восьми. Хотя бы в выходные. Хотя бы в отпуске.

– Ты никогда об этом не задумывался, – говорила она, – но холодные утра разрушили не одни отношения.

– Ты знаешь, я не могу лежать, если проснулся, – отвечал папа.

– Я знаю, знаю. Но я ведь тоже не могу готовить каждый день ужин, а в выходные еще и обед. Но я же готовлю.

Антон положил руку на талию Ани. Ее дыхание прервалось, а в следующий миг она придвинулась к нему еще плотнее, прижалась спиной и ягодицами к его торсу, интуитивно почувствовав тепло, и ему пришла мысль, что дракон, вероятно, тоже рано вставал. И еще одна мысль: судя по реакции его собственного тела, его очень волнует эта ее сонная близость.

Теперь понятно, почему после поцелуя за кустом с розами он до самого вечера пребывал в приподнятом настроении.

Девушки всегда обращали внимание на рослого, симпатичного парня, но его самого никто и никогда так не волновал, как Аня. Со своей соседкой он познакомился четыре года назад, когда около подъезда остановилась «Газель» и с переднего сиденья выпрыгнула крошечная блондинка в разноцветных носках, кедах и джинсовых шортах. Каким-то чудом она купила квартиру в ипотеку и теперь перевозила вещи. Аня была на два года его старше, училась в вузе и уже даже подрабатывала в какой-то строительной фирме. После переезда в выходные она устраивала веселые и шумные квартирники, а в будние дни к ней постоянно таскались гости. Пока спустя два года ее башню не занял дракон. Никита. Никита Дмитриевич. Человек, которого двадцатилетний Антон никак не ожидал увидеть после восьми лет тишины.