Ночи теплые, – не в воле я, не в силах,

Не могу не прославлять, не петь их.

Так же девушки здесь обнимают милых

До вторых до петухов, до третьих.

Ах, любовь! Она ведь всем знакома,

Это чувство знают даже кошки,

Только я с отчизной и без дома

От нее сбираю скромно крошки.

Счастья нет. Но горевать не буду —

Есть везде родные сердцу куры,

Для меня рассеяны повсюду

Молодые чувственные дуры.

С ними я все радости приемлю

И для них лишь говорю стихами:

Оттого, знать, люди любят землю,

Что она пропахла петухами.

Аня перевела на него изумленный взгляд:

– Вот уж не думала, что современные парни в состоянии запомнить и… и уж тем более рассказать, – она сдавила его руку своей, просунутой под его локоть, – с таким чувством.

Антон обиженно проговорил:

– Почему-то все думают, что если я каждый вечер нарезаю круги вокруг дома в спортивных трусах, то я неуч. Вот ни разу не так.

– Я ничего такого не думала никогда, Антон, – казалось, Аню это даже оскорбило. – А ты крут, несмотря на содержание стихотворения, – она пихнула его в бок. – Я вот единственное что помню, это письмо Татьяны к Онегину.

– О, да ты тоже ничего, тема-то самая что ни на есть девчачья… Я к вам пишу, чего же боле, – поддел ее Антон. – Я даже кое-что запомнил, пока у нас все пятнадцать девчонок по очереди рассказывали. Продолжишь?

– Не-а, пойдем лучше за вином. В школе мне учитель говорила, что стихи не мое. Я их тараторю, и никакого чувства.

Они дошли до магазина, где в освещенном окне виднелись полки с алкогольной продукцией. «А что, если рассказать ей про то, что я на самом деле никакой не романтик, а обычный стукач и обманщик», – пришла Антону в голову шальная мысль, пока они выбирали вино в магазине.

У Антона с собой была небольшая мужская сумка через плечо, в которой у него обнаружился складной штопор. Аня понимающе хмыкнула, и Антон начал убеждать ее, что это просто подарок от его друга-шутника.

– Ну, конечно, – ответила Аня и, подумав, спросила: – А если я выужу из рюкзака пару хрустальных бокалов, то что ты скажешь на это?

– Это будет неожиданно, – Антон сорвал с горлышка винной бутылки защитную пленку.

Они дошагали до набережной, где даже поздно ночью было светло и шумно, и удобно уселись на деревянном настиле. Надев толстовку, Аня дернула молнию рюкзака, из которого в номере выложила большую часть вещей, и действительно выудила бокал на тонкой ножке, обернутый белыми салфетками.

Антон в недоумении округлил глаза:

– Серье-езно, – протянул он. – Ты носишь с собой бокал? А что мне кое-кто недавно говорил о том, что нам не по пути, если я…

Аня промолчала и, подтянув колени к груди, тихо начала:

– Одно время мне казалось, что если я куплю, например, красивые бокалы, дорогое платье, свечи, ну или просто со вкусом сервирую стол к ужину, то это будет как бы начало чего-то хорошего. Начало новой жизни. Этим я словно говорила себе: с этой минуты ты счастлива. Вот прямо с этой минуты, когда ты надела это платье и пьешь вино из этого красивого бокала, ты счастлива. Теперь у тебя все будет правильно. Так было каждый раз. После каждого неудачного дня или ссоры с мужем я шла в магазин, предвкушая очередную спасительную покупку. Но… – Аня подставила бокал к горлышку бутылки, – это иллюзия. Ни один предмет или, если хочешь, атрибут человека счастливым сделать не в состоянии. Наоборот, каждый раз ты будто погружаешься в пучину безысходности еще глубже. Ничего не помогает. Ни платье, ни бокалы, ни, как ни странно, новая прическа или ногти. Ни-че-го.

Аня сделала глоток и протянула напиток Антону, держа бокал за тонкую ножку. Он протянул руку и коснулся пальцами ее прохладной кисти. Еле заметный электрический разряд прошелся по телу. Рука у Ани была прохладная. Точнее сказать, даже холодная.