За спиной негромко хлопнула дверь уже знакомого кабинета, напомнив, что времени для болтовни не осталось. Однако, смолчать и не вернуть сомнительный комплимент я просто не смогла.
- В таком случае, учти: будешь называть меня булкой - я стану называть тебя Крендель.
Три недели спустя...
В незашторенное окно лился сизоватый свет луны. Полнолуние.
В Андолоре ночное светило пылало в небесах непривычно ярко. Мне не спалось. Из-за этого раздражающего света я ощущала себя пресловутым оборотнем, обреченным на болезненное превращение в жаждущее крови чудовище.
В который раз шумно вздохнув, я поспешила «утешить» себя, с наслаждением засунув в рот вкуснейшее заварное пирожное. Крошечное, ровно на один укус, но такое идеальное! Оно имело совершенно потрясающий, просто изумительный вкус натурального домашнего масла, сгущеных сливок и ароматных лесных ягод.
Медленно жуя деликатес, я с тоской грезила о чашечке свежесваренного кофе, точнее местного аналога с красивым название дроффэ, раздобыть который в два часа ночи не представлялось возможным. С другой стороны, в сложившихся обстоятельствах следовало радоваться такой роскоши, как божественные пирожные хозяйского повара, доставшиеся мне в обход насильственной диеты.
К слову сказать, данный тайный пир вполне мог обернуться серьезными неприятностями для всех участников сего невинного заговора. Решительно заглушив трусливые мысли, я уничтожила очередное лакомство, на этот раз рассыпчатую корзиночку с крошечным букетом кремовых незабудок. Из груди вырвался стон непередаваемого блаженства, когда лиловые цветочки взорвались на языке вкусом, чем-то напоминающим ананасовый.
Наша встреча с гениальным поваром-невольником состоялась в первую неделю моего заточения в особняке спятившего ундера. Как оказалось, брошенный в порыве детского восторга комплимент талантам кулинарного виртуоза в тот самый приснопамятный первый ужин, каким-то невероятным образом достиг ушей Герарда и тут же застолбил для меня местечко в его большом, как мировой океан, сердце.
На кухню - огромный, пышущий жаром каменный мешок с узкими продольными оконцами под самым потолком - я попала случайно. С непривычки заплутав в бесконечных переходах особняка, я забрела на хозяйственную часть - маленькое, укрытое от глаз высокородных хозяев царство вольнонаемных слуг и дорогостоящих рабов. Наткнувшись на массивную, обитую железом дверь, из-за которой доносилась целая какофония знакомых каждой домохозяйке звуков, я несказанно обрадовалась. Учитывая размеры особняка, плутать по нему можно было до самой ночи, что, в итоге, наверняка бы закончилось для меня очередным не слишком приятным приключением. Последними я была сыта по горло.
В путешествие по коридорам я пустилась, покончив с обедом. Он проходил в малой столовой. Ундер в категорической манере потребовал ежедневных совместных трапез, на коих с большим пристрастием выспрашивал о моих успехах в учебе. Малая столовая, в отличие от столовой парадной, располагалась в южном крыле здания, весьма далеко от места, где я имела несчастье свести знакомство с сыновьями дядюшки Цвейга.
Обратную дорогу до выделенной мне спальни, в которой новой игрушке надлежало отсиживаться в перерывах между занятиями, запомнить с первого раза не удалось. Решив отыскать кого-то из слуг, я миновала не одну анфиладу проходных комнат и залов, но, как назло, так никого на своем пути и не повстречала. В пору было завопить «Ау», но тут весьма кстати обнаружилась памятная дверь.
В послеобеденное время кухня пребывала в относительном затишье. На огромной, ажурного литья плите медленно томились предназначенные к вечерней трапезе соусы и бульоны. В здоровенной, литров на двадцать кастрюле явно тушилось нечто мясное. Под потолком, на медных балках, мерцая начищенными боками, висели многочисленные ковши, половники, дуршлаги и сковородки. Стены украшали обрамленные в рамы рецепты, писанные вычурным каллиграфическим почерком с незамысловатыми гравюрами разнообразной снеди. Здесь даже имелся открытый очаг, в недрах которого бушевало живое пламя, а сверху, на средневековый манер, свисали жутковатого вида крюки и вертела.