– Желаю удачи, – издевательски кланяется патер. – Запретить вам исполнять ваш долг я не могу. Вы закончили здесь? Нам нужно подготовить тело Алонио к последнему пути.

В глазах Алана вспыхивает недобрый огонёк. Он вскидывает руку, и вся кровь с постамента, цветов и тела покойного исчезает. Становится видно, что порезы на коже понтифика – это цифра один, которую убийца вырезал бесчисленное количество раз. Пока патер задыхается от негодования, я очень быстро делаю снимки.

– Вы… вы… – господин Никос не находит подходящих слов. – Как вы посмели?!

– Упростил вам приготовления, – взгляд Алана не менее яростный. – Или вы собирались провожать господина Алонио в таком виде?

Дядя Коэн негромко кашляет, привлекая внимание:

– Господин Никос, простите. Нам необходимо опросить того патера, который первым нашёл тело, затем взять показания у всех служащих храма. Деликатность расследования не позволяет вызвать их в УМКу, не найдётся ли у вас здесь помещения, где мы могли бы побеседовать без помех?

Огромным усилием воли патер подавляет гнев и указывает на боковой проход между колоннами:

– Следуйте за мной.

Иду за грозным патером. Его спина в шаге от меня, белая мантия обтягивает неплохую мускулатуру. Светло-русые, не пепельные, а какого-то песочного цвета волосы небрежно сплетены в косу и связаны серым шнурком. В голову лезут дурацкие мысли: интересно, а что священнослужители надевают под мантии? В этот момент патер оборачивается и хмурит лоб:

– Госпожа Шеус, могу я надеяться, что ваши снимки не попадут в газеты?

– У членов Совета нет привычки делиться с журналистами следственными материалами, – за меня резко бросает Алан.

– Я предпочёл бы услышать госпожу, – не унимается патер.

Мне не остаётся ничего иного, кроме как ответить, подражая важному тону госпожи Шеус:

– Можете не сомневаться, господин Никос.

Комната, куда он нас приводит, – крошечный кабинет с узким окошком. В углу притулился небольшой письменный стол с визором, сбоку – жёсткий стул, вдоль стены – стеллаж с рядами аккуратно пронумерованных папок, напротив два табурета и тумбочка. Мне любезно уступают стул, и я неуклюже сажусь: подводит разница в росте между мной и госпожой Шеус. Алан прислоняется к стене, дядя Коэн придвигает табурет. Второй табурет оставляют господину Никосу, но патер его игнорирует.

– К сожалению, это единственное подходящее помещение. Кроме него, в храме предусмотрены лишь комната для прощаний, гардеробная служителей, кладовая и уборные.

На лице Алана читается ехидный ответ, но дядя Коэн его опережает:

– Благодарю, этот кабинет нас вполне устраивает.

Господин Никос кивает и разворачивается, бросая на ходу:

– Минут через десять я пришлю к вам брата Сáнио. Не раньше.

– Прекрасно, – Алан потирает руки и ставит мощнейший барьер от подслушивания. – Лин, главный вопрос! Какого цвета аура человека, усыпившего Алонио?

– Лин?! – изумляется дядя Коэн.

– Лин Шэнон. Не думал же ты, что я смирюсь с идиотскими требованиями храмовников?

– Это обман, – хмурится бывший архимаг Кериза.

– Это необходимость, – парирует архимаг нынешний. – Мы ловим убийцу, нет времени объяснять наглому юнцу, насколько он несправедлив к природникам. Если нас разоблачат, я возьму вину на себя. Твоя совесть чиста. Итак, Лин, что ты скажешь?

Мне требуется глубоко вздохнуть, прежде чем произнести:

– Аура этого мага белая. Но это ещё не всё. Она полностью совпадает с аурой убитого.

Если бы рядом дыхнул пламенем виверн, и то эффект был бы слабее. Алан подаётся вперёд:

– Получается, Алонио усыпил себя сам?! Я видел сходство, но надеялся, что цвет энергии окажется другим.