Кровь обладает странной особенностью. Когда видишь её в сериале или на снимке, то воспринимаешь совершенно иначе – гораздо терпимее. Сцена в визофильме может изображать атаку дэргов со всеми жуткими подробностями, почище чем в реальном бою, но при этом ты не теряешь способность рассуждать здраво. А в жизни от одного запаха сразу подкатывает тошнота и возникает необъяснимый, иррациональный страх. Мой учитель называет это памятью предков: в людях заложено инстинктивное желание убраться подальше от опасности.

В теле на постаменте невозможно опознать того привлекательного брюнета, который недавно выступал по визору. Это вообще сложно назвать человеком. Крови столько, что приходится унимать бешеное сердцебиение, и лишь потом я выделяю детали. Кожа не содрана, как мне показалось вначале, она изрезана, словно убийца в ярости наносил рану за раной. Затем я приглядываюсь и с содроганием понимаю, что все порезы – это то ли цифры, то ли буквы. В кровавом месиве не разобрать.

Приходится ещё раз напомнить себе: я не Лин Шэнон, которой позволительно заорать от ужаса. Почтенная госпожа Шеус всегда хладнокровна и энергична. Поэтому я загоняю эмоции поглубже и начинаю снимать место преступления. Снимок – простейшая бытовая магия, отличное средство взять себя в руки. Строго по инструкции: сначала общие планы с привязками к помещению, затем тело и после всего крупно отдельные детали. Заодно отмечаю основные факты. Время смерти – восемь часов двадцать девять минут, причина – обильная кровопотеря, несовместимая с жизнью, орудие убийства – обычный кухонный нож. Этим ножом господина Алонио методично резали не менее получаса. Первые порезы были просто царапинами, однако следы борьбы отсутствуют. Я склоняюсь над телом, стараясь не морщиться от запаха крови. Заклинание Сладкого Сна, усиленное раз в десять.

– Почему он не защищался? – гневно спрашивает господин Никос.

– Его усыпили заклинанием, – подтверждает моё заключение дядя Коэн.

– Не держите меня за идиота, – отрезает патер. – Это я и сам прекрасно вижу! Алонио – маг высшего уровня. Он не дал бы себя усыпить! Ему внушили не сопротивляться!

– Тогда зачем вы задаёте вопросы, на которые знаете ответ? – прищуривается Алан.

– Потому что все понимают, чьих это рук дело! – патер сжимает кулаки. – Это богомерзкая природная магия, которой не место в Керизе! Не удивлюсь, если выяснится, что Алонио изрезал себя сам, повинуясь внушению!

– Дорогой господин Никос, – вкрадчиво замечает дядя Коэн, – возьмите нож и попробуйте нанести себе такие порезы сзади. Никакая богомерзкая магия на подобное не способна, разве что она отрастит вам ещё одну руку на спине и глаза на затылке. К тому же природникам нет надобности кому-либо что-то внушать: они воздействуют на живые организмы напрямую, без ведома хозяина тела.

– Более того, внушать умеет любой маг в Керизе, независимо от направленности дара, – подхватывает Алан. – Кстати, о направленности. Любой природник с ходу определит, маг какой энергии воздействовал на господина Алонио. Почему вы против его присутствия в храме?

– Ни за что! Эти… – пастор проглатывает словечко наподобие «тварей», – не скажут правды. Будут покрывать себе подобных. И постороннее вмешательство нам не требуется. Мы были обязаны уведомить Совет Магов – мы его уведомили. Верховное Собрание выберет следующего понтифика, он и назначит комиссию по расследованию. Не смею вас задерживать.

– Простите, господин Никос, – холодно произносит Алан. – Пусть служители Всевышнего и не подчиняются Совету, однако правосудие для всех едино. Управление Магического Контроля в первую очередь рассматривает убийство господина Алонио как нарушение законов Кериза. В соответствии с этими законами мы и собираемся действовать. Опросим свидетелей и подозреваемых, установим и накажем виновного. Мы и так идём на значительные уступки, уважая ваше стремление не предавать огласке ужасные обстоятельства смерти понтифика. Вместо рядовых сотрудников УМКи этим делом займусь я лично.