– Дорогая моя девочка, если в старом теле ты проявишь молодую прыть, никакие наряды не спасут от косых взглядов! Я не скачу юным нэ́кром уже лет тридцать, а последние четыре года и вовсе семеню нога за ногу. Взгляни, это платье у меня любимое: оно всегда приносило мне удачу. К нему комплект белья, колготки и туфли. Переодевайся, я отвернусь.

– Вы очень добры, – смущаюсь я.

Менять облик при ком-то постороннем неловко, стараюсь проделать всё быстро. Природная энергия отличается от других, с ней следует обращаться как с разумным существом. Это не коварная мощь стихийника, не прямолинейный напор боевика и не послушная сила универсала. Магии внутри меня нужно подробно объяснить, чего я хочу. Дальше она справляется самостоятельно: перестраивает тело, уменьшает рост, прибавляет объём, осветляет, укорачивает и завивает в кольца волосы, меняет цвет радужек. Не больно, но неприятно, щекотно. Браслет связи впивается в запястье, я поскорее ослабляю замок и переставляю застёжку на целый сон. Бельё у госпожи Шеус вовсе не старушечье – очень даже стильное, винного цвета, в тон элегантному платью. Плотные колготы утягивают бёдра, удобные мягкие туфли на низком каблуке явно ношены и жать не должны. Расправляю подол и тихонько кашляю.

– Как странно видеть себя со стороны! – выдыхает госпожа Шеус. – Согласись, для своего возраста я вполне ещё ничего!

Да… Только пятьсот девяносто восемь – не сорок три. Конечно, я не постарела и физическую форму не утратила, но в чужом теле неуютно, особенно чувствуется разница в росте. Чтобы привыкнуть к смещённому центру тяжести, прохожусь по спальне, подражая мелким шажкам Шеус.

– Отлично! – восклицает она. – Теперь последний штрих – макияж. Ты-то и так красавица, а я никогда не появляюсь на людях без косметики. И надо убрать волосы, заколки в шкатулке… нет, лучше я всё сделаю сама.

Она скалывает пару моих – или своих? – боковых прядей на затылке, затем подводит мне губы помадой, а ресницы – новомодной магической тушью и смеётся:

– Крашу сама себя! Ну, Алан, ну выдумщик! Вторая сотня лет, а мальчишка мальчишкой! Серьёзное хоть дело?

Я мнусь, не зная, вправе ли рассказывать об убийстве. Шеус понимает правильно:

– И то верно: без разрешения не болтай. И не бегай! Нога за ногу, помнишь?

– Помню, – её голосом говорю я. – Спасибо, госпожа Шеус.

– Успеха, госпожа Шеус, – желает она. – Пойду старые альбомы со снимками разбирать, раз такая оказия. Забыла уже, когда я бездельничала… Слушай, а разыграем-ка мы Алана?

Она живо скидывает халат, надевает его на меня поверх платья и подмигивает:

– Расскажешь потом!

По лестнице я спускаюсь медленно. Притворяться особо не приходится: в обтягивающем платье не побегаешь. Алан с кем-то разговаривает, держа браслет у самых губ, оборачивается и строго сдвигает брови:

– Госпожа Шеус, где Лин?

– Прихорашивается, – я стараюсь копировать жизнерадостный тон госпожи Шеус. – Алан, неужели никого постарше не нашлось?

– Юность – недостаток, который проходит со временем, – он почему-то становится грустным. – Поверьте, Лин – идеальная кандидатура. Лишь бы её отец не подпалил меня пульсаром за то, что втягиваю ребёнка в серьёзное расследование.

– Я не ребёнок, – обиженно закусываю губу и снимаю халат.

Алан растерянно моргает, становясь при этом очень милым. Затем одобрительно хмыкает:

– Отлично, Лин! Слушай, я не стал говорить при Ани, но произошедшее убийство просто кошмарное. Покойным словно стая угров позавтракала. Ты не упадёшь в обморок при виде крови?

– Если ты забыл, я боевик! – бурно возмущаюсь я. – Залечивала и свои, и чужие раны! Моему напарнику виверн ногу откусил, как ты думаешь, кто оказывал первую помощь?!