— Прости, — бормочу, — твоя мама пригласила поужинать, и я ничего не придумала, чтобы отказать…

Матвей ловит мой взгляд, и время, оно точно останавливается, я уверена.

— Спасибо, что не отказала. Ей сейчас нужны положительные эмоции.

— Все так серьезно?

Матвей кивает. А я понимаю, почему он до сих пор здесь. В нашем городе, который он так не любит.

— Поняла, — сжимаю куртку в руках, а Матвей открывает для меня дверь.

Все происходит очень быстро, но в моей голове эти секунды растягиваются на часы. Я чувствую, как случайно задеваю его грудь плечом, извиняюсь тут же, вдыхаю аромат парфюма и усаживаюсь на заднее сиденье дяди-Лёшиного внедорожника. Того самого, на котором Мот ночью возил меня за город на пустырь.

Мурашки по коже от воспоминаний. Растираю предплечья, и Виолетта Денисовна, сидящая спереди, тут же интересуется, не замерзла ли я.

— Нет. Все хорошо.

— Матюш, поехали в ресторан на набережной. Там чудесная летняя веранда.

Шумаков молча кивает и заводит двигатель. Всю дорогу до ресторана говорит в основном Виолетта. Я же либо поддакиваю, либо вставляю пару слов для поддержания разговора. А вот Шумаков молчит. Пялится на дорогу с каменным лицом.

Перспектива сидеть с ним за одним столиком кажется просто ужасной. Я не вынесу. Не вытерплю. Слишком сложно для меня. Правда…

В какой-то момент чувствую прикосновение, чужие пальцы скользят по лодыжке, вверх-вниз.

Вздрагиваю и устремляю взгляд в зеркало. Там же сталкиваюсь с Мотом глазами. Сразу. Сердце тут же ускоряется. Я натурально начинаю задыхаться от переизбытка эмоций. Кожа в том месте, где он прикасается, огнем горит.

Упираюсь кулаками в сиденье, немного сдвигаясь к окну. Замечаю, что Мот ведет машину одной рукой, вторую просунул в пространство между сиденьем и дверью.

Облизываю губы и, вытянув руку немного вниз, касаюсь его пальцев. Мот сразу же переплетает их с моими.

В голове только один вопрос — что происходит?

Я в коме? Поймала какие-то глюки? А может быть, вообще сошла с ума?

Нервно трогаю свои волосы и посматриваю на Виолетту Денисовну. Она в этот момент взахлеб рассказывает о какой-то выставке, на которую очень хочет попасть. В детали не вникаю. Просто киваю, но, кажется, невпопад даже. Все мое внимание заострено лишь на прикосновениях. На том, как Матвей гладит тыльную сторону моей ладони большим пальцем, с какой силой сжимает мою руку, а еще как бросает взгляды в зеркало.

Мои мурашки становятся размером со слона. Но самое ужасное, что вся та ненависть, которую я к себе испытывала практически всю неделю, растворяется в этих ласках. Подростковых, но от этого словно еще более интимных.

Пульс долбит так, что звуки вокруг приглушаются до минимума. Как мы доезжаем до ресторана, даже если захочу, не вспомню.

Виолетта Денисовна еще на парковке замечает какую-то свою подругу и просит нас самих занять столик, пока она отлучится поболтать, и вылезает из машины, оставляя нас с Шумаковым наедине.

Мое дыхание окончательно сбивается. Я не шевелюсь. Не дышу. Прилипаю спиной к спинке диванчика. Мой взгляд мечется по салону. Как огня боюсь столкнуться с Мотом глазами, но руку его не отпускаю. Тогда он делает это сам.

Земля в этот момент точно где-то дает трещину, а цунами затапливает очередной город.

Мот смотрит в лобовое, будто отслеживает, куда пошла его мама, и, когда она обнимается с подругой, резко поворачивается ко мне. Замирает в пространстве между сидений.

На автомате поправляю подол сарафана, хотя он и так прикрывает ноги процентов на двести.

— Подвинься.

— Что? — шепчу.