На нее смотришь и мудаком себя чувствуешь только потому, что думаешь, в какой позе ее трахнуть. Она будто выше этого, что ли…

— А если понимаю?

— Не думаю, — выдаю сквозь зубы. Она уже подо мной, вжата в долбаный диван. Не шевелится. Подчиняется. Смотрит прямо в глаза, и я вижу свое отражение в ее зрачках.

— Мне было страшно. До сих пор кажется, что он меня трогает и причиняет боль, Матвей.

Хватаю ртом воздух. Бомбит дико.

Мозг противится этой информации, я злюсь. Он причинил ей боль.

Ей!

— Спасибо, что зашел, — Алёна продолжает так же тихо, а потом касается пальцами моей щеки. Самыми кончиками пальцев.

Вздрагиваю. Не от неожиданности, а от собственной реакции. В голове разрывается снаряд, содержащий в себе не просто желание сделать эту девочку своей физически, он мозги выкручивает какой-то навязчивой мыслью о том, что мне будет мало просто ее трахнуть. Чертовски мало.

Я хочу ее видеть. Сегодня. Завтра. Всегда.

Зачем мне это, не знаю. Ответа пока нет.

— Ты такая смелая.

Отстраняюсь от нее, но только для того, чтобы мы могли соскользнуть со спинки дивана на сидушку.

Теперь конкретно так на нее наваливаюсь, полностью в горизонтальной плоскости. Переношу вес на руку, которой упираюсь в диван над Алёнкиной головой. Тяну воздух через нос и заваливаюсь рядом с ней на бок. Прижимаю ее к себе.

Сейчас обнимаю без подтекста. Просто потому, что хочу.

Я хочу, чтобы она чувствовала себя защищенной. Это, блядь, дикость какая-то. Не я это.

Все это не я. Несвойственно. Инородно. Непригодно для моей жизни.

И все же я ее обнимаю.

Алёна перекатывается на бок. Лежим лицом к лицу. Рассматриваем друг друга.

Моя ладонь лежит у нее на талии, а ее касается моей щеки. Вижу, как блестят голубые, словно ясное небо, глаза.

— Ты же не плачешь? — придвигаюсь плотней.

— Нет, — она облизывает губы, крутит головой и упирается лбом мне в грудь.

Глажу Алёнку по спине, вдыхая запах кудрявых светлых волос.

Мы лежим так минут десять. В полной тишине. Свет приглушен, за окном салюты бьют. От каждого хлопка Алёнка вздрагивает.

Когда снова на меня смотрит, едва сдерживает слезы. Губы дрожат.

— Прости, — бормочет. — Я, мне… Лучше одной побыть. Успокоиться.

Она права. И я соглашаюсь. Киваю как болванчик, но не отстраняюсь. Кажется, только крепче в нее вцепляюсь, а потом целую.

Понимаю, что никогда этого больше не случится, не повторится. Убеждаю себя в этом и продолжаю проталкивать свой язык ей в рот.

Алёна распахивает глаза. Мы целуемся и пялимся друг на друга.

Тянет к ней. Одержимо. Это долбаная зависимость.

Хочу ее. Глупо. Запретно. Именно ее.

— Матвей, — тянет нежным голосом.

— Не отвечай. Оттолкни. Выгони.

Задыхаюсь, зарываюсь пальцами в волосы, прижимаю ее к себе. Слизываю с губ ее горячее дыхание.

— Ни за что. Никогда, — бормочет и льнет ближе. Сильнее.

Мы срастаемся друг с другом. Телами. Эмоциями. Гребаной жизнью.

— Нет. Не добровольно, — шепчет мне в рот. — Я же говорила. Я так хочу. Мне это нужно.

— Глупая, — касаюсь ее под одеждой. Горячая кожа. Скольжу пальцами по позвонкам, а потом просто снимаю с нее майку.

Чувствую легкую дрожь. Чувствую, как у нее мурашки по телу разбегаются.

Целую в острое плечо, скольжу языком по ключице, шее. Нахожу губы.

Самого колотит. Пальцы, сука, дрожат. Это нереально все. Ненормально.

— Ты самая, — на ушко. — Самая...

Не вижу ее губ, потому что закрываю глаза, но точно знаю, что улыбается.

Скольжу носом по Аленкиной шее. Втягиваю запах. Вдох за вдохом. Глубоко, чтобы насытиться.

Член мозгу не подчиняется. Подначивает.

Исаева лежит предо мной в одних джинсах. Я накрываю ее тело собой. Знаю, что на ней нет лифчика, и майки тоже нет. Я ее своими руками снял и бросил на пол у дивана.