Мот слышит мою истерику, обнимает. Крепко-крепко прижимает к себе. Я все еще в дурацком полотенце, со мной рядом почти женатый парень. Меня чуть не обесчестили полчаса назад. Моя жизнь — гребаный аттракцион. Я захлебываюсь слезами, пока Матвей не поворачивает меня к себе лицом. Обхватывает щеки, смотрит в глаза. Его губы так близко, пара миллиметров. Поцелует?

Я выдержу, если это произойдет? Мне это нужно?

Наверное. Должно же в этот вечер случиться хоть что-то хорошее. Капля. Одна-единственная капля!

— Ты ни в чем не виновата. Запомни, это самое главное.

У Матвея тихий, но очень уверенный голос. Он словно делится со мной своей непрошибаемой уверенностью в этот момент.

— Карина будет тебя искать, — прячу глаза. Понимаю же, что ему вскоре придется уйти.

Или же просто хочу, чтобы он меня переубедил. Сказал, что она не важна.

— Она слишком занята получением подарков. Не уверен, что вообще вспомнит обо мне ближайшие часы. Ты, наверное, хотела одеться?

Матвей едва заметно улыбается. Осматривает меня с ног до головы и подталкивает к двери в ванную.

Набираюсь сил, чтобы сделать шаг. Он сейчас что-то вроде подъема на Эверест.

Закрываюсь изнутри. Прижимаю одежду к груди. Сердце колотится быстро-быстро. Я улыбаюсь?

Трогаю свои губы, подхожу к зеркалу и нервно зарываюсь пальцами в волосы. Я выгляжу отвратительно. Шумаков видел меня такой. Это же кошмар.

А дома? Что я дома скажу? Как покажусь в таком виде?

Натягиваю джинсы, майку, замазываю покраснения тоналкой, хоть особо и не помогает, и только потом возвращаюсь.

— Вадик же не узнает? — смотрю на Мота. — Он не должен…

Матвей смотрит на меня, я на него. В дверь стучат.

Вздрагиваю. Переглядываемся.

— Не узнает, я обещаю. — Мот идет к двери. — Прости, но я вызвал врача. Ярик сказал, ты головой ударилась.

Шумаков впускает доктора в номер. На нем нет халата. Только чемоданчик в руках. Они перекидываются парой фраз с Матвеем, и доктор переключается на меня.

Мужчина не делает резких движений, говорит спокойно. У него приятный голос. Он дотрагивается до меня два раза. Я считаю. Потому что любое чужое касание приводит в ужас. Я ассоциирую их с тем извращенцем.

— Сотрясения нет. Просто ушиб. Лучше хорошо выспаться. Обезболивающие я дам, Матвей. И мазь.

Шумаков кивает. Все время, что меня осматривают, он стоит у врача за спиной, сложив руки на груди. На лице снова ни одной эмоции. Раздражает и пугает одновременно.

Я такая уязвимая сейчас, если честно. Мне хочется, чтобы меня пожалели. Никогда никто не жалел, знаю, но сегодня желание получить поддержку и жалость становится острее.

— Спасибо, — опускаю голову, на врача не смотрю.

— Берегите себя, девушка.

Матвей провожает мужчину до двери, я мельком вижу, как сует ему деньги. Несколько купюр номиналом в пять тысяч.

— Я теперь не только за платье должна, получается?

— Чего? — голос Мота звучит будто с претензией, а я понимаю, что вслух это сказала.

— Я верну деньги. — Стараюсь натянуть на лицо улыбку. Выходит криво. — Не сразу, правда.

— Чушь не пори. О каком платье речь? — впивается в меня взглядом. Закрывает дверь изнутри не только на замок, но еще и на цепочку.

— Не важно.

Я не хочу, чтобы он решал мои финансовые проблемы. Они его не касаются. Я сама согласилась надеть эти жутко дорогие шмотки, мне и отвечать.

— И все же? — Шумаков присаживается ко мне на диван. Рядом. Мы даже касаемся друг друга.

Это чувствуется и выглядит по-новому. Такого не было раньше.

Тереблю ногти, расковыривая гель-лак на углах. Ужасно нервничаю. Стыжусь произошедшего и никак не могу убедить себя, что ни в чем я не виновата.