Я хотела новых ощущений? Я их сполна получила.

Побыла в чужой шкуре.

Как Золушка, что надела хрустальные туфельки и усвистала на бал. Только ее там никто не бил, а принц по уши влюбился.

Мой принц больше смахивает на злодея и совсем меня не любит.

Из ванной выхожу с полной уверенностью, что Матвея в номере уже нет. Он не обязан на меня отвлекаться. Я для него никто. Так, сестра друга, незваная гостья, он не должен со мной нянькаться.

Меня все еще подташнивает, и в голове так неприятно шумит. Делаю глубокий вдох, толкаю дверь и сталкиваюсь с Шумаковым глазами. Он замер у окна.

Неуверенно переступаю порог. Нос щиплет, снова расплачусь вот-вот. Не от боли, а от стыда. Мне так стыдно. Меня чуть не изнасиловал какой-то мудак, и стыдно должно быть ему. Это он во всем виноват, не я. Он!

Тогда почему у меня щеки печет и ноги к полу прилипли? Сердцебиение участилось, а в груди так болезненно ноет? Душа наизнанку выворачивается. Честно-честно. По щекам слезы. Я плачу весь этот долбаный вечер. Сначала от душевных терзаний, а теперь еще и от физической боли.

Матвей рассматривает мое лицо. Припухшую губу, щеку с огромным алеющим пятном. Смотрит так внимательно, что сквозь землю хочется провалиться. Он меня теперь еще сильнее ненавидит, наверное. А может, даже презирает.

Я снова принесла ему проблем.

Нужно было оставаться дома.

— Ты как? — Мот делает шаг и замирает. — Я вызвал врача.

— Зачем? — До чертиков пугаюсь. Я не хочу, чтобы меня кто-то осматривал. Чтобы дотрагивались, не хочу. У меня каждая мышца ноет. Организм противится помощи.

Я настолько напугана происходящим, что не сразу понимаю, что так и стою перед Мотом в одном полотенце. Спохватываюсь очень запоздало, нервно расстегиваю сумку и выдергиваю из нее майку и джинсы. Мне нужно одеться, привести в порядок лицо и уехать отсюда. Ярик обещал, что отвезет меня, и ему я верю.

Мота ненавижу в эту секунду, за то, что не пришел, не спас. Знаю, что был не обязан. Знаю, но все равно обвиняю.

То, что Ярик зашел — дело случая. Чистое совпадение.

Хочу снова закрыться в ванной, практически дотягиваюсь до дверной ручки и чувствую, что Матвей положил ладонь мне на плечо. Ежусь вся. Хохлюсь. Любое прикосновение сейчас нервирует, пугает дико. Любое касание ассоциируется лишь с тем, как какой-то козел порвал на мне платье в туалете, а потом чуть не изнасиловал.

— Яр мне все рассказал. — Мот подходит ближе, врезается грудью мне в спину и чуть тянет на себя за плечи. — Мне очень жаль, что так вышло. Эта сука безнаказанной не останется, — переходит на шепот, а у меня волоски на затылке дыбом встают. — Извини.

Чувствую его дыхание. Горячее. Обжигающее. Тут же покрываюсь мурашками.

Мое тело все еще напряжено, но, несмотря на то, что секунду назад я люто ненавидела Шумакова, сейчас снова отзываюсь. Прикрываю глаза, чувствую его запах и расслабляюсь.

Одно его присутствие, вкупе с прикосновениями, действует как самый лучший антидепрессант.

— Ты говорил, что мне нужно сидеть дома, я помню. Уголки моих губ ползут вниз. Я почти не слышу свой голос.

— Не в этом дело сейчас, Алёна. Никто не имел права тебя трогать. Никто. Это моя вина. Гости на этом вечере — моя ответственность.

Мот разжимает пальцы. Убирает руки. Не отступает, мы все еще чувствуем друг друга. А я, я не представляю, что со мной станет, если он отстранится.

Я превращусь в морскую пену, как русалочка.

Всхлипываю. Прячу лицо в ладони. А если бы у него получилось? Если бы никто не пришел на помощь? Он бы изнасиловал меня…

Поскуливаю, кусая ребро ладошки.