— Ты любишь Карину? — спрашиваю шепотом.

Мот передергивает плечами. На меня больше совсем не смотрит.

— Наверное.

Прикусываю щеку изнутри, чтобы не расплакаться. Я же сильная. Сильная, красивая девочка! Если бы мама была жива, то непременно бы сказала, что таких Матвеев в моей жизни будет вагон и маленькая тележка. Но ее нет, и поддержать меня тоже некому.

— Разве такое бывает? — все же всхлипываю. — Ты либо любишь, либо нет.

— Видимо, бывает. — Мот поворачивает голову. Смотрит на меня. — Не реви, оно того не стоит.

9. Глава 9

Матвей

Все гораздо сложнее, чем ты думаешь…

Люблю ли я Каро? Вопрос на миллион. Когда-то точно любил. Горел ей. Теперь, походу, догораем. Последние полгода у нас разлад. Оба предпочитаем этого не замечать, правда. Просто живем, и все.

То, что было зимой, многое изменило в нас обоих.

Глушу мотор, и в машине становится темно.

Так происходящее воспринимается проще. Хотя не это ли уловка для разума?

Я просто не хочу видеть Алёнку, глазами с ней сталкиваться, потому что, когда это случается, чувствую себя мудаком. Я он и есть, бесспорно. Но ее взгляд, полный слез и надежд, лишь сильнее это подтверждает.

Никогда не рассматривал Вадину сестру как девчонку. А уж как красивую девушку — тем более. Она всегда была незаметной. Да и стремно это — западать на сестру друга. Не по-пацански, ага.

Шуршание одежды сбоку, тихий всхлип — все это давит посильнее любых психотропов.

Сам не понял, зачем к ней поехал. Подумаешь, фотка какого-то букета. Пыль. Но внутри отозвалось бурей, причины которой я пока озвучивать не готов даже самому себе.

Все изменилось. С той ночи на даче я перестал себя понимать. Что тогда, в моменте, когда готов был ее прямо там трахнуть, что в ду́ше с Риро. Заниматься сексом с одной, а представлять другую — тот еще аттракцион.

Либо любишь, либо нет…

Поворачиваю голову. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому я прекрасно вижу Алёнкины очертания. Да и ночь сегодня, как назло, не такая уж темная.

Зачем она спросила?

— Отвези меня домой. Пожалуйста.

Тихий Алёнин голос отзывается мурашками по телу. Это что-то новенькое, если честно.

— Отвезу. Дай мне пять минут.

Тянусь к бардачку, где у отца сто процентов валяются сигареты.

Задеваю локтем Алёнкино колено. Она вздрагивает, сам тоже напрягаюсь. Чувствую себя тупорылым подростком, который впервые девочки коснулся. Тогда, чтобы член встал, тоже большего не требовалось.

Именно это и напрягает. Реакции.

Я на нее ведусь и уже который день из башки не могу выбросить. Вставляет просто от Алёнкиного присутствия. И это проблема. Глобальная. Примитивная интрижка — это одно, а заявка на чувства — совсем другое...

— Извини.

Все-таки достаю пачку. Зажимаю сигарету зубами, прикуриваю, включаю зажигание и открываю окно.

Салон обдает тусклым светом с приборки. Тут же цепляюсь за Алёнку глазами. Она подтянула колени к груди и скинула туфли, пристроив пятки на край сиденья. Это почему-то тоже отзывается, как-то до примитива уютно.

— Поделишься? — смотрит на мои пальцы, в которых зажата сигарета.

— Держи, — отдаю ей пачку, щелкаю зажигалкой.

Алёна подается чуть ближе, чтобы прикурить. Дотрагивается до моей руки, и я чувствую, как дрожат ее пальцы. Она нервничает, а у меня член колом.

Видимо, не все люди из обезьян превратились в человека. Я, похоже, яркий этому пример. Как примат себя веду. Стоит нам друг друга коснуться, и в башке только один инстинкт остается — к размножению.

Курим молча. Алёна несколько раз тяжело вздыхает, но больше не плачет. Хотя к женским слезам у меня давно иммунитет. РиРо импульсивная, истерики закатывает часто.