— Тихо, — шепчет и достает свой мобильник.

Тихо? Он серьезно сейчас?

Боже, если Вадик поднимется еще на один пролет — это будет катастрофа. Он же никого не пощадит.

То, что между нами с Мотом происходит, в идеальную картинку мира Вадика не впишется. Его хорошая сестра не может обжиматься по подъездам с его другом. Еще и с вот-вот женатым другом. Он меня не простит за это, а то, что с Шумаковым сделает, вообще страшно представить.

Сотрясение мозга ему обеспечено, я уверена.

Ну зачем я к Шумакову полезла? Изначально же дурацкая была идея. Что делать то?

Я себя только раззадорила и хочу еще. Плевать, как и когда. Втайне или нет, со скандалом или без, мне теперь просто жизненно необходимы эти встречи. Хотя бы на секундочку. На миг.

Я несколько лет провела в ожидании и больше так не хочу.

Ненавижу себя за это. Презираю, но все равно не могу противостоять. Слишком сложно.

Пока я придумываю, что соврать брату, и параллельно мучаюсь чувством вины, Матвей что-то быстро печатает в телефоне.

Прислушиваюсь к голосам. Маринка с Вадиком все еще обсуждают, целесообразно ли забирать чужой выкинутый букет, там, внизу, и вроде как не спешат наверх.

Придумала!

Мы можем сказать, что Шумаков случайно подобрал меня, когда я пешком домой возвращалась. Хотя зачем ему в нашем районе кататься? Еще и ночью? Без Вади-то?

Брат начнет вопросы задавать, я вся покраснею, разнервничаюсь — и как итог с потрохами нас сдам.

Замечаю, что Мот блокирует телефон. Меня по-прежнему прижимает к стене, будто я сейчас осмелюсь издать хоть какой-то шорох.

Прикусываю нижнюю губу, ощущая прилив бешеного влечения. Оно у меня к Моту и так на максимум, а сейчас так вообще из берегов выходит.

Делаю вдох. Легкие забиваются насыщенным ароматом табачного какао с нотками древесины. Терпко и сладко. Этот запах кружит голову и вызывает зависимость. А еще отлично держится на одежде. Стоит немного постоять с Мотом рядом, и тебя окутывает этим облачком. Моя футболка до сих пор его духами пахнет. Он на балконе со мной вот так же близко стоял, она пропиталась им, а я до сих пор не осмелилась ее постирать.

Если засуну в машинку и щедро залью порошком, растворю в мыльной воде те прекрасные минуты, что мы были рядом. В памяти они будут, но никаких физических доказательств того, что это происходило, не останется.

— Не трясись так, — шепот обжигает ушную раковину.

Покрываюсь крупными колючими мурашками. Моргаю, когда Мот сглатывает. У него кадык дергается, и я отмираю. Поднимаю взгляд, и наши глаза тут же сталкиваются. Они у него другие сегодня. Не знаю, как описать, но я не вижу в них мерзлоты.

Сейчас даже тот факт, что у него на меня стоит, не смущает и в шок не вводит. Это, блин, кажется естественным и правильным. Да, именно так и должно быть.

Я должна ему нравиться. Я же от него без ума!

— Они сейчас уйдут, — Матвей касается кончиками пальцев моей щеки, подцепляет прядку волос, упавшую на лицо, аккуратно убирает за ухо, а потом гладит мою щеку тыльной стороной ладони.

Все его касания так сильно контрастируют с теми обидными словами, что он говорил минуты назад, и мне очень хочется поверить, что эта нежность что-то для него значит.

Голоса внизу стихают, слышен только звук пришедшего брату сообщения. Он у него дурацкий, будто поезд гудит.

— Куда? — Маринка, кажется, возмущается.

— Поехали, говорю.

— Вадя, что ты опять придумал?

— Тебе понравится, поехали.

Шаги возобновляются, только теперь ребята спускаются. Дверь подъезда издает характерный писк, а после закрывается.

— Куда они ушли? — спрашиваю шепотом.