Лина должна успеть подбить его клинок снизу и, если не силой, то хотя бы присев, провести его у себя над головой и благополучно выйти из атаки. В замедленном или легком ритме, когда меч Дика был как пушинка, это ей прекрасно удавалось. Но потом следовали три повторения этого приема со всё нарастающей силой.

Дик предупредил, чтобы даже не пыталась размахивать мечом, главное, уклониться от удара, даже если ради этого придется упасть. Лина обещала.

От первого бокового замаха она легко увернулась. Второй был сильнее, и Лина присела, еле успев нырнуть под свистнувший в воздухе клинок. Она знала, что на этом приеме до демонстрации полной силы в любом случае пока не дойдет, и на третий раз пыталась вертикально выставить свой клинок, как дополнительное препятствие для меча Дика.

Он, естественно, наносил удар плашмя, не ребром. Его меч скользнул по клинку Лины и с треском рубанул ее по костяшкам пальцев и по руке, содрав кожу от запястья почти до локтя. Царапина получилась поверхностная, но широкая. Лина тут же прижала пальцы ко рту, выронив меч. Потом подула на царапину, охлаждая ее.

— Молодец, — скептически оценил Дик. — Предупреждал, не лезь со своей защитой, только уклоняйся. На сегодня всё. Идемте в дом, надо обработать раны настойкой арники и бальзамом.

— Ерунда, всего лишь царапина, — мужественно возразила Лина. Обернулась и показала Гошке язык. — Можем продолжать.

— Да, можешь продолжать показывать характер, только завтра, проводя тренировку, несмотря на боль. Или на кухне, не подавая виду, что настойка щиплет рану. А бои на сегодня закончены, — Дик протянул руку, дожидаясь, пока Лина отдаст меч. — Гошка, тебя тоже касается, идем!

— У меня почти и не видно, — мальчик насуплено показал руку.

— Зато очень чувствуется, — усмехнулся Дик. — "Ялица" от ушибов не помешает.

Дик поставил деревянные мечи в угол в чулане, рядом со своим, и достал аптечку. Настойка действительно обжигала, но Лина надменно сделала вид, что ей это нипочем и мило улыбнулась Гошке, только чтобы раздразнить его.

Ей это удалось, брат после тренировки пребывал в самом мрачном настроении. Даже Береникс не мог его успокоить своими уверениями, что это была досадная случайность, хозяину просто не повезло. Завтра он непременно возьмет реванш.

— Правда, не понимаю, — хрипло сказал Гошка. — Почему нельзя показывать, что тебе больно. Ведь больно же! И все знают, что если с размаха треснуть по кости деревянной палкой, ничего приятного в этом нет! Кого я должен обманывать?

Что такого достойного в том, чтобы делать вид, будто ничего не чувствуешь? Я живой, между прочим! Если действительно больно, то почему закричать считается позором, а промолчать — доблестью. Объясни! — он обиженно сверкнул глазами на их учителя.

— Ничего плохого, тем более, никакого позора здесь нет, — негромко ответил Дик. — Это естественно. Если наступить кошке на хвост, она не только заорет, но ещё и вцепится в обидчика и правильно сделает. Крик — форма протеста против боли. Протест и предупреждение, что так с живым поступать нельзя.

— Ещё бы! Это такой стресс, — встрял Береникс. — Вот я помню, когда съел хот-дог, мне было совсем не больно, но стресс сильнейший!.. Просто ужас, как вспомню!..

— Понимаю, — сочувственно кивнула Лина. — Но теперь, когда твой интеллект стал как у человека, если тебе наступить на хвост, ты что сделаешь?

— Я скажу: "Прошу прощения, это мой хвост! Будьте любезны, смотрите под ноги!" — с достоинством ответил Береникс.

— А не заорешь, забыв про вежливость? — недоверчиво прищурился Гоша: — Может, проверим?