Ход призывно светился, а туннель полностью тонул во мраке. Дик достал "чесночную головку" и чиркнул о стену.

Подняв кремниевый фонарик повыше, огляделся по сторонам, проверяя, ничего ли они не забыли, уходя в новое неведомое пространство. Туннель был последней ниткой, связывающей их с Б.П. По нему можно вернуться в пустыню, если появится возможность открыть врата. Это уже не часть пустыни, но, всё-таки, прямой путь в нее. Там столько всего произошло… а что впереди?

Снова он остался один. Это состояние внутренней тоски и одиночества ничем не напоминало прошлую апатию, прочно сидевшую в нем, после многих лет в Мире-без-Чудес.

Дику теперь отнюдь не всё равно и он совсем не жаждал покоя. Хотелось биться головой о стены, мчаться назад в пустыню и перевернуть ее вверх дном в поисках драгоценной пропажи. Или вырваться из этой подземной тюрьмы и дальше, дальше, не останавливаясь и не думая о цене, идти прямо во дворец Проклятой королевы, искать Мэгги там. Но спокойно сесть и подумать, и штурмовать загадку до тех пор, пока не получишь единственного ясного ответа, пусть ради этого все мозговые клетки полопаются, тоже хотелось. Возможно, даже сильнее всего.

Алгоритм пустыни для него ещё не разгадан. Выход из туннеля появился вовремя, но его алгоритм, это не то, что искал Ластик.

Алго-ритм… Что за слово? Если прочесть его от древнего "algos" — "боль", получается "ритм боли". Она не отступает… как отменить ее программу? Каким алгоритмом?..

Предаваться меланхолии нет времени. Гошка и Чарли такие ребята, что вскарабкаются обратно, если заставить их ждать слишком долго. Загасив "чесночную головку" о рукав, Дик бросил фонарик в карман куртки и спустился в фосфоресцирующий бело-голубым сиянием колодец.

6. 6.

Ход из отполированного пористого камня розового оттенка спускался вниз под углом более сорока пяти градусов, а потом плавно изгибался и расширялся, так что можно встать в полный рост. Но потом ход начинал подниматься и сужаться, пришлось ползти на четвереньках.

Почему-то люди успешно справлялись с этой задачей, а Береникс, для которого такой способ передвижения самый естественный, скользил. Гошке пришлось подталкивать пса и при этом умудряться не скатиться самому.

— Ты, оказывается, совершенно не приспособлен к альпинизму, — пенял ему Гоша.

— Я стараюсь, хозяин! Стараюсь… — Береникс пытался выпустить когти, как кошка, но чем больше растопыривал подушечки лап, тем сильнее они скользили.

— Ох, откуда ты взялся на мою голову, — вздохнул Гошка, поймав Береникса, который только что едва не сделал это выражение буквальным, съехав на хозяина сверху. Гошка подхватил пса подмышку и старался удержаться на трех точках опоры. — Почему ты не пошел вместе с Линкой? Ухватил бы ее зубами за косичку и ехал за ней, как на буксире!

— А это мысль, хозяин, — одобрил Береникс. — Давайте, я буду держать вас за ногу и…

— Зубами? Спасибо! — Гошка сделал резкое движение… и в обнимку с Берениксом они снова съехали к исходной точке перед самым началом подъема. Там уже стояла Ромашка.

— Что вы делаете, катаетесь? — с интересом спросила она.

— А, это ты, — буркнул Гошка. — Да вот надо это чучело чем-нибудь привязать. У тебя есть веревка?

— Я так отвык от поводка, хозяин, — подал голос Береникс. — Он, можно сказать, слегка оскорбляет мой интеллект…

— Ничего, один раз интеллект потерпит, — заверил пса Гоша. Ромашка протянула ему шелковую розовую ленточку, которую нашла в сумке и застенчиво улыбнулась, намекая, что ничего лучше нет.

— И этот цвет мне совсем не к лицу, — ворчал Береникс, пока Гоша завязывал ему на шее ленту. Второй конец хозяин обвязал вокруг своей щиколотки.