Накрытый стол ожидал хозяина с поздним ужином.

— Не стой, не стой, к столу вон присаживайся. Не ждала я гостей-то сегодня, так надо добавить чего из еды.

Говоря это, она снова ласково подпихнула меня в спину к крепкой лавке, а сама захлопотала у странной плиты. Больше всего плита напоминала высокий прямоугольник из светлых округлых камней, с уложенной сверху чугунной толстой пластиной. У плиты не было отверстия для дров. Просто вот такая странная каменная колонна.

Я с любопытством смотрела, как тётя Рима поднесла к чугунной пластине руку, остановив ладонь сантиметров за пятнадцать от листа, сосредоточилась и пару минут молчала. Угол железки стал на некоторое время тускло-красным. Она раскалилась!

— Ну, вот и ладно теперь, сейчас яишенку добавлю, оно и хорошо будет. А ты совсем отощала, детка, разве ж так можно! Был бы Торм живой, не похвалил бы тебя! Эко издеваться над дитём да голодом морить!

Под эту воркотню она кинула на плиту сковородку приличных размеров, бросила в неё несколько кусочков сала с тарелки, что стояла на столе, накрошила крупную луковицу и залила всё чуть не десятком яиц. Штук семь точно вылила! Я почувствовала, как болезненно сжался желудок и заломило скулы – я очень хотела есть.

5. Глава 4

Возможно, это был какой-то кризис организма, но все три дня, отпущенные мне мачехой, я ела и спала. В промежутках разговаривала с хлопотливой тёткой Римой, с дядей Ангусом. Задавала вопросы и получала ответы. Много расспрашивала о магии, о мире вокруг. Оба они отвечали охотно, охая над моей потерей памяти.

Очень быстро я уставала и снова шла спать. Почти всё время лил дождь, иногда были сильные порывы ветра, но не часто. И под этот мерный стук я закрывала глаза и думала, прокручивала новые знания и погружалась в сон совершенно незаметно.

Тётя Рима только вздыхала да подкладывала мне еды. Сытной и вкусной, хотя и не блещущей изыском. Толстенные яичницы, хлеб, густая похлёбка с мясом болотника, овощами и крупой, уха из свежей рыбы, пышные, жаренные на сале лепёшки с припёком. Припёк был разный – шкварки, кусочки какого-то фрукта, похожего на сушёный изюм, рубленое яйцо с пряными травками.

Пища вся была тяжёлая, калорийная, но ела я просто непрерывно, хоть и не слишком большими порциями – голод затихал только на время еды, просыпалась я всегда оголодавшей. Она же, тётя Рима, на третий день завела разговор:

— Луночка, ты бы подумала, детка, может – ну его, этот дом? Ведь как себя извела!
— Я просто не знаю, что мне делать.

Она вздохнула, погладила меня по голове маленькой пухлой рукой и сказала:

— Я б тебя забрала хоть сейчас. Чай, не объела бы! Может, перейдёшь к нам? Места хватит, лучше уж здесь, на выселке, чем так-то…

Я уже знала, что они не единожды приглашали девочку перебраться к ним, но Алуна всегда отказывалась, не желая оставлять дом мачехе. Я не испытывала к этому дому привязанности, но ведь и на шее у них сидеть тоже нельзя! Я отрицательно потрясла головой:

— Нет, тётя Рима, не пойду.

Она только вздохнула на мой отказ.

— И то верно. Это мы с Ангусом тут привыкли бирюками, без людей да без разговоров. А тебе, вестимо, скучно станет.
— Не в скуке дело. А только сидеть у вас на шее я не стану. Лучше уж в город подамся.
— И то дело!

Почему-то мои слова её очень обрадовали. Она согласно закивала головой, поддерживая моё решение. Выскочила из дома, и я услышала, как она зовёт Ангуса с огорода. Он вошёл, стряхивая воду с вымытых рук, неторопливо вытер их полотенцем и сел на табуретку напротив. Тётя Рима пристроилась рядышком, на небольшой лавке.