Он буравил меня взглядом, я — буравила его.

— Я не хочу, чтобы ты тратил на меня столько денег.

— На тебя? При чем тут вообще ты? — и Харт сильнее сжал мне запястья. — Я заранее знал, сколько мне в этом году обойдется рождественская елка. Но Рождество с Найлом для меня бесценно. Мне нужен был самолет, чтобы привезти елку — я не мог всучить деду дерево, чтобы он тащил его сам. Поэтому накинул лишние сотни три за самолетное топливо и елку с фермы. Поверь, я умею считать деньги, я сам веду бухгалтерию. Что тут непонятного?

— То есть я тут не при чем? — переспросила я по слогам.

— А при чем тут можешь быть ты? Мне кажется или я ошибаюсь, но русские девушки не делят ресторанные счета пополам?

— Какое это имеет отношение к елке?

— Никакого. Однако я собирался купить тебе кофе, но теперь боюсь, как бы ты за него на меня не обиделась.

И он рассмеялся — в голос, и глаза его за челкой тоже смеялись.

— Кофе ты можешь мне купить.

— Спасибо за разрешение. А отвезти пообедать могу?

— Ты сказал мне голодать до ужина? — попыталась я пошутить, не в силах больше выносить его обескураживающей улыбки.

— Я просто хотел, чтобы ты попробовала сэндвич. Но если ты на какой-то там диете, то я спокойно могу ничего не есть хоть до завтрашнего утра. Будем считать, что я опоздал и к обеду, и к ужину.

И он снова смеялся — и теперь я не сомневалась, что смехом Харт прикрывает боль от несвоевременных воспоминаний. Глупость, конечно, но, может, ему вообще лучше о себе не говорить? Или разговоры со мной — это своеобразный катарсис, а тут уж без боли не будет освобождения. Что же эти взрослые сотворили с несчастным ребенком?

— Рябина, ну чего ж ты такая серьезная? — потряс он меня за руки. — Оставь свою серьезность для России. Ты на Гавайях, здесь нужно улыбаться. Это образ жизни такой. Ну… Неужели вы, русские, улыбаетесь только на камеру? Тогда дай мне телефон, который ты сейчас расплющишь в руке.

И он сам выцапал айфон из моих онемевших пальцев.

— Чиииз? — попыталась я улыбнуться, а не рассмеяться.

Ну что же я делаю такое — случайный знакомый уже в лепешку передо мной расшибся, а я даже на секунду не могу расслабиться…

— Может, все же снимешь шорты и сделаешь вид, что купаешься? Тапочки не забудь надеть, потому что у берега камни.

Барана не переупрямишь — пора смириться. Первым делом я переобулась, вторым сунула одежду в сумку. Волосы убирать в хвост я не стала — для фотографии и так сойдет. Вода обжигала, но мои ойканья перекрылись смехом Харта:

 — Ты не трогала океан в северной Калифорнии, где раньше жил Найл. Ну, сделай пару шагов назад!

Он шел следом в воду. Ему что — он в плавательных шортах.

— Замочишь телефон! — крикнула я, когда волны предательски поднялись выше колен.

И ему тоже!

— Ну… Производители пишут, что можно и в дождь, и в снег с ними.

— Ты жил в снегу? — рассмеялась я.

— О, да! — смеялся в ответ Харт. — Мое детство прошло в калифорнийских горах. У нас снег лежал во дворе иногда целый месяц. Правда тогда у меня не было Айфона. И вообще какого-либо телефона. Джулия, хочешь сделать видео для мамы? У тебя за спиной Мауи, если ты хочешь сообщить ей об этом. Сегодня потрясающая видимость. Как по заказу. Ну? Я привык к русской речи, не переживай за меня…

Ну что ж… Я не Илона Кошкина, я могу и без макияжа и заготовленного заранее текста выступить на камеру. Вряд ли это увидит кто-то, кроме мамы…

— Семь утра. Тихий океан. Если вы думаете, что вода теплая, то вы глубоко ошибаетесь… О, да… Здесь уже реально глубоко.

Харт был совсем рядом и подавал мне какие-то знаки. Я опустила голову в испуге, что у меня что-то с купальником — ан нет, рыбка… Он спустился камерой по моим ногам к воде, почти уселся на корточки. Я что-то говорила, а сама гадала — свалится бедняга в воду или все же удержится над волной.