Вот тут я уже не выдержала, оперлась на покатые подлокотники и вскочила.

— Если бы ты прочла хоть один мой роман…

— Бог уберёг! — перебила Кошка, но я была в тот момент неперебиваемая.

— … Ты бы знала, что у меня нет таких сюжетов! У меня нет браков по расчёту. У меня нет мужиков-дураков, которых размалеванная дура может обвести вокруг пальца!

— А что у тебя тогда есть? Неужто ни одна твоя героиня ни разу своё счастье зубами не вырывала? Сразу принц хлоп на колено перед ней и брюлик на блюдечке подает? Скучно! Знаешь, попробуй пожить с эмоциями. С настоящими! Может, тогда и роман стоящий напишешь. И за него не старый пердун заплатит, чтобы воздвигнуть покойнице памятник нерукотворный, а издатель или блогер какой раскрутит… И пойми наконец, что тебя наняли только лишь потому, что американская русская за тридцать тысяч и палец о палец не ударит! Ну не обманывай ты себя, Рябина!

— А ты ударила меня и очень больно, — я стояла руки по швам, а хотелось сжать кулаки. — Знаешь, отдай мне чемодан. И я уйду. Раз всякие дуры с неустроенной личной жизнью так тебя раздражают!

Илона скривилась:

— И куда ты на ночь глядя собралась? Личную жизнь у столба устраивать?

Иногда пялишься на чистый лист текстового редактора и слова написать не можешь — вот так и сейчас: перед глазами белым-бело, точно наступила против всяких правил нормальная зима, и в доме пошел сказочный снег. Я не видела за волшебной завесой лица Кошки, да и плевать, на самом-то деле, что оно выражает: мне бы слово молвить, дельное, в защиту собственной чести и достоинства. И в первом, и — что еще хуже — во втором случае я чувствовала себя сейчас полной идиоткой.

Илона взглянула на телефон.

— Через пять минут принесут твои елочные игрушки. Ну, берёшь что-нибудь? Или всё в шкаф обратно запихнуть?

Кошка заполнила мою назидательную паузу бытовухой как ни в чем не бывало. Похоже, голову ее даже не посетила мысль, что она меня сильно обидела. Наша вашу не понимать — у Кошкиной-Измайловой свое личное облачко, с которого Илона не желает слезать. Ей на нем комфортно: не слишком мягко, не слишком влажно и очень нынче модненько. Моду на игнорирование чувств окружающих Илона Кошкина переняла от нового своего московского окружения довольно быстро и с открытым энтузиазмом. И как раньше я этого не замечала?!

Госпожа Измайлова, по ее собственному неоспоримому мнению, все делает по доброте душевной — и решает насущные проблемы одним звонком, и одним же словом припечатывает к плинтусу. Отправила кого-то на старую дачу, где на тёмном чердаке, в чёрной коробке лежали старые-престарые игрушки… Да-да-да… Именно так обстоят дела в воспаленном от всего происходящего мозгу горе-писательницы. Ужасно не знать, что произойдёт с героиней, про которую пишешь от первого лица, всего через каких-то там пять минут.

Пять минут я выбирала более-менее нейтральные наряды: чтобы не угадывались бренды и желание понравиться противоположному полу. Купальники по своей сути скромнее коротких топов и шортиков с рюшечками.

— Назад можешь ничего не везти, — Илона решила, наверное, сразить меня наповал своей королевской щедростью. — Наверное, маме подарков накупишь. Мне ничего привозить не надо!

Это я поняла. Тебе надо показать свою статусность? Так не помогают людям. Или ты, Кошка, не понимаешь, что унижаешь свою якобы подругу? Может, и не понимаешь…

Через пять минут позвонили в дверь, и через шесть я уже сидела на коврике в прихожей и разворачивала старые газеты, меж которых затесался разноцветный дождик и кружочки выцветшего конфетти. Меня не пустили обратно в комнату из-за вот этого самого мусора давно прошедшего праздника. Неужели только мне стало тепло от воспоминаний: не только же я в детстве поздним утром нового года веником собирала по углам разноцветное конфетти…