— Мы только что позавтракали.
— Я просто спросил. Если мы чуть повременим с кофе, нормально? Думал остановиться около кокосовой рощи и… Сплести для тебя ожерелье из плюмерии. Ну, это часть экскурсии, если что…
Он усмехнулся и уставился на дорогу, с которой я на его месте вообще не сводила бы глаз. По ней ещё прыгали птички, побольше воробьев, но такие же наглые.
— А я думала, что ты ухаживаешь за мной…
— Неа… — он все же бросил в мою сторону взгляд. — Передумал. Пустая трата времени и жизненных ресурсов…
— Что это за птицы? — я даже ткнула пальцем в лобовое стекло.
— Это франколин. Он обычно не даёт нам спать своим пением. Ну, пением назвать это сложно. Но обычно люди любят делать то, что у них не получается, с упорством баранов. Птицы не исключение…
— Они совсем не боятся машин?
— Это машины их боятся. Машин просто так мало, что птицы не ожидают их увидеть, когда выходят на дорогу.
— А улетать они от машин не пробовали?
От машины они убегали, перебирая быстро-быстро крошечными лапками.
— Если только на уровне лобового стекла, так что пусть лучше бегут… Мы привыкли тут не гонять. Природа этого требует. Тут же и курицы сами по себе бродят… И дети… И взрослые… Это дорога для всех, другой нет… Ну и у меня нет другого выбора, как…
Харт мне подмигнул, зачем-то.
— Что ты задумал?
— Уже ведь сказал: идти проторенной дорожкой. Сначала пусть тебе на голову кокос свалится, а потом я приведу тебя в чувства ароматом плюмерии. Или поцелуем, это уж как получится. И что сработает вернее. Я не знаю…
— То есть ты продолжаешь за мной ухаживать? — подхватила я его шутливый тон.
— Боже, я как тот мангуст, которого вырвали из привычной среды обитании, притащили на затерянный в океане остров, где нет змей! Что ты от меня хочешь? Я приспосабливаюсь, чтобы выжить!
— Харт, так не ухаживают за девушкой. Ей не говорят, что будь кто другой, на тебя бы и не посмотрел…
— А я это разве сказал? — Харт смотрел строго вперёд, лавируя между франколинами. — Я сказал, что пытаюсь ухаживать за тобой всеми доступными мне средствами, прекрасно понимая, что тебе хочется чего-то другого. Но где я тебе на крошечном острове найду что-то другое?
— А я ничего у тебя не прошу…
— Вот это ещё хуже. Я тебе честно признался, что никогда не ухаживал за девушкой, и ты пообещала научить меня, но ведь не учишь… А злишься на то, что у меня не получается.
— Я не злюсь.
— Но не улыбаешься.
— Хорошо, буду улыбаться!
Мне уже, честное слово, от смеха плакать хотелось! Может, он просто на клоунский манер меня развлекает? Главное, не поверить в серьезность его намерений.
36. Дурман плюмерии
Кокосы спрятали за колючей проволокой — нет, за обычной, но с табличкой: не влезай, убьёт. И глядя на покосившиеся стволы пальм и огромные плоды, висящие под небесами, сомневаться в обоснованности предупреждения не приходилось.
— Это лишь маленькая часть рощи Капуайвы, второе имя Камехамехи Пятого, которую сумели сохранить, — сказал Харт, стоя в метре от меня с руками, спрятанными в карманы плавательных шортов.
Мы свернули с дороги и припарковались машину напротив жилых домов почти на берегу. Там, где высокие пальмы нависали над самой водой.
— Раньше здесь можно было гулять, но потом господа с материка стали жаловаться на неухоженность места. Не знаю, что они хотели найти в роще, деревьям которой больше ста лет и которую посадили ради орехов, а не для их будущего развлечения. Но туристы уверены, что на Гавайях все сделано ради очередной локации для селфи. Короче, Камехамеха не только любил Молокай в качестве своей летней резиденции, он стремился развить агрикультурную сторону острова. Даже специально нанял в управляющие немца. Тот и перестарался — посадил тысячу пальм очень близко друг от друга, чтобы всем хватило воды — в роще три горных источника. Только не подумал, что почва из-за лавовых трубок здесь нестабильна. Короче, чтобы очередной турист не засудил город, администрация решила закрыть рощу. Они постепенно чистят ее от умерших деревьев и подсаживают новые, потому что это память о времени правления королей. Я уже говорил тебе, как гавайцам это важно… Пошли за ожерельем?