— Что ты можешь знать про мои запросы?! — возмутилась я так же громко, как и он.

— Ты городская девчонка, больше мне ничего и понимать не надо…

— И чего ты тогда ко мне лезешь?

Харт все ещё смотрел мне в глаза.

— Сам не знаю. Хочу и лезу.

Но руки его остались на руле, и он вывел машину на дорогу. Через сколько печалей мне предстоит с ним пройти за сегодня?

35. Все ещё или уже нет?

После трёх дней под тропическим солнцем мне полагалось быть красной, но под прицельным взглядом Харта, направленным мне в затылок, я все равно сравнилась белизной со статуей капитана Даттона. Честь ему отдали военные, поэтому изобразили в военной форме, и в лице капитана не было никакого смирения: глаза глядят прямо в душу, а на губах играла улыбка — немного даже саркастическая. Будто он понимал, в какой переплёт я попала, но не жалел меня и не поддерживал. Сама прилетела, сама и выпутывайся. Улетай, кто ж тебя держит, кроме тебя самой?!

Просто ничего не бывает, как по бумажке. Вот и со статуей кто-то нарушил устав, украсив шею капитана сразу двумя ожерельями: одно красного цвета — такими же красными пятнами шло сейчас мое лицо. Второе — из крупных коричневых бусин, деревянных. Такими же деревянными, тупыми, были мы сейчас оба. Четыре мили молчали, и сейчас Харт стоял у меня за спиной, насупившись.

Церквушка святого Иосифа оказалась раза в два меньше предыдущей. Белая, как и статуя. И лицо Харта, когда я обернулась, было таким же бескровным, несмотря на приличный загар.

— Это кукуи-нат… — произнёс он, указывая на бусы. — Леи, ожерелье, из этого ореха носят в качестве талисмана на удачу. В свежем орехе столько масла, что его принято называть лесными свечами. Войдём?

Он не подал руки, и мне сделалось совсем неловко — либо ему по-мужски тяжело ко мне прикасаться, либо ему это все никогда и не надо было, а он думал, что этого жду я…

Рядом с входом возвышалась статуя из железа, под цвет ореха кукуи. Отцу Демиану, в очках, шляпе и монашеском рубище, ожерелье повязали тоже красное, только связанное из ниток. В дополнение к мотку верёвок, а на руки накинули кучу четок из ракушек, бисера и других мелких камушек. Очень все это казалось чувственным, но я не расчувствовалась, потому что замёрзла в присутствии Харта даже под тропическим солнцем, пусть и спрятавшимся за облаками.

До океана рукой подать. Церковное кладбище совсем на берегу. Океан шумел, недовольный, наверное, нашей медлительностью. Обещали свалить на другую часть острова — валите уже!

Церковь перестроили, но засов, похоже, оставили оригинальный — Харт с трудом приподнял чугунную щеколду и запустил меня внутрь.

— А если щеколда упадет? — спросила я, не скрывая беспокойства, когда он захлопнул дверь.

— Ну… — Харт закатил глаза. — У нас хотя бы есть крыша над головой. Будем ждать паломников сухими, пусть и злыми.

— А ты злишься? На меня? — спросила я, гордо расправив плечи.

Харт пожал своими опущенными.

— Скорее, на себя… Что не в состоянии тебя заинтересовать…

— Скажи, чем я сумела тебя заинтересовать за три дня до такой степени, что ты готов терпеть меня подле себя всю жизнь? — пошла я напролом.

— Своим неожиданным появлением в моей жизни. Этого мало?

— Мало.

Он оперся на спинку скамьи, точно на посох. Тоже ноги подкашиваются от дурацких признаний?

— То, что ты очень красивая, я тебе сразу сказал…

— Мало! — перебила я и села на скамью, потому что ноги отказывались держать и меня тоже.

— А почему бы и нет? — спросил Харт, когда у него закончились варианты.

Ну, я и не ждала от него какого-либо вразумительного ответа, но не рассчитывала, что он сдастся так легко.