Люди с опытом охоты на млекопитающих часто пытаются выстрелить динозавру в мозг. Это самое нелепое, что можно сделать, потому что у динозавров его нет. Точнее говоря, есть небольшой комочек серого вещества размером с теннисный мяч на передней стороне позвоночника, но как в него попасть, если он погружен в два метра черепа?

Единственное надежное правило при охоте на динозавров – стрелять в сердце. Сердца у них большие, по сотне фунтов у самых крупных экземпляров, парочка пуль шестисотого калибра их как минимум замедлит. Проблема только в том, чтобы пули пробились через горы мяса, которые окружают сердце.

Так вот, одним дождливым утром мы объявились в лаборатории Прохазки: Джеймс с Хольцингером, мы с Раджей, погонщик Борегард Блэк, три помощника, повар и дюжина ослов.

Камера перехода – это скорее каморка размером с небольшой лифт. Мое обычное правило – первыми отправляются мужчины с ружьями, на тот случай, если в момент прибытия рядом с машиной окажется голодный теропод. Так что два сахиба и мы с Раджей набились в камеру с нашими ружьями и рюкзаками. Оператор втиснулся после нас, закрыл дверь и повозился с ручками настройки. Он настроил аппарат на двадцать четвертое апреля восьмидесятипятимиллионного года до нашей эры и нажал на красную кнопку. Свет погас, и камера освещалась только небольшой лампой на батарейках. Джеймс и Хольцингер выглядели довольно зелеными – возможно, причуды освещения. Мы с Раджей много раз это проходили, так что вибрация и головокружение нас не беспокоили.

Черные стрелки на циферблате замедлились и остановились. Оператор взглянул на датчик уровня высоты и повернул колесико, приподнимая камеру, чтобы она не материализовалась под землей. Затем он нажал на другую кнопку, и раздвижная дверь открылась.

Как бы часто ни ступал я на землю минувшей эпохи, всякий раз трепещу от ужаса. Оператор поднял камеру где-то на полметра от уровня земли, так что я спрыгнул, держа ружье наготове. Другие последовали за мной.

– Порядок, – сказал я оператору, и он закрыл дверь.

Камера исчезла, и мы огляделись. Динозавров вокруг не было, никого, кроме ящериц.

В этом периоде камера материализуется на скалистой возвышенности, с которой можно осматривать окрестности во всех направлениях, насколько это позволяет дымка. К западу можно видеть залив Канзасcкого моря, который вдается в Миссури, и обширное болото вокруг оконечности залива, где обитают зауроподы.

К северу располагается низкая гряда, которую Раджа назвал холмами Джанпур в честь индийского королевства, где когда-то правили его предки. К востоку местность поднимается к плато, привлекательному для цератопсов, а к югу местность плоская и тоже с болотами, полными зауроподов и множеством орнитоподов, вроде утконосых динозавров и игуанодонов.

Лучшее, что есть в меловом периоде – климат: мягкий, как на островах южных морей, но не такой удушливый, как в юрском периоде. Здесь была весна, повсюду цвели карликовые магнолии.

Особенность этого ландшафта в том, что при обильных дождях растительный покров остается открытым. То есть трава еще не разрослась, чтобы образовать сплошной ковер на всех открытых участках. Растут лавр, сассафрас и другие кустарники, а между ними – голая земля. Встречаются заросли невысоких пальм и папоротников. Холм окружают в основном саговник, одиночные деревья – вы бы их посчитали пальмами – и рощицы. Ниже к Канзасскому заливу еще больше саговника и ив, а возвышенности покрыты пандановыми и гинкго.

Так вот, я никакой не поэт – это Раджа пописывает, – но даже я могу оценить красоту вида. Один из помощников прибыл в машине с двумя ослами и привязывал их пастись вокруг колышков, а я смотрел сквозь дымку и вдыхал воздух, как вдруг позади меня раздались выстрели – бум! бум!