– Эх, чешуя какая! – восхитился Хольцингер. – Ну почему я не добрался до него, пока он не сдох? Это была бы чертовски хорошая голова.

– Повнимательнее, ребята, – предупредил я. – Над этой тушей поработал теропод, и он, возможно, где-то поблизости.

– Откуда вы знаете? – спросил Джеймс, по круглому красному лицу которого катился пот. Он говорил голосом, который у него мог считаться приглушенным, поскольку одна только мысль о тероподе неподалеку была отрезвляющей для самых взбалмошных.

Я снова принюхался, и мне показалось, что я отчетливо различаю отвратительный запах теропода. Я не мог бы утверждать этого наверняка, потому что туша воняла еще сильнее. Мои сахибы позеленели.

– Это большая редкость, чтобы даже самый крупный теропод атаковал взрослого цератопса, – принялся я объяснять. – Такие рога даже для него слишком. Но дохлого или умирающего они любят. Они неделями будут околачиваться вокруг мертвого цератопса, наедаясь, а потом отсыпаясь после кормления целыми днями. Они обычно укрываются где-нибудь от дневной жары, потому что плохо переносят избыток прямых солнечных лучей. Теропода можно найти лежащим в рощице вроде этой или в лощинах, где есть тень.

– Что будем делать? – спросил Хольцингер.

– Прочешем эту рощу парами, как обычно. Что бы ни случилось, не делайте ничего импульсивно или в панике.

Я посмотрел на Кортни Джеймса, но он вернул мой взгляд и всего лишь проверил свое ружье.

– Мне что, все еще ходить с переломленным ружьем? – спросил он.

– Нет, защелкните его, но держите на предохранителе, пока не будете готовы к выстрелу, – сказал я. – Мы будем держаться ближе, чем обычно, так что будем видеть друг друга. Двигайтесь в этом направлении, Раджа, идите медленно и останавливайтесь между шагами, чтобы прислушаться.

Мы продрались через опушку рощи, оставив за собой тушу, но не ее запах. Первые пару метров мы ничего не видели.

Когда мы выбрались из-под деревьев, затенявших часть кустарника, стало видно лучше. Солнечные лучи пробивались через густые кроны. Я ничего не слышал, кроме гудения насекомых, шуршания ящериц и клекота зубастых птиц в верхушках деревьев. Я думал, что не мог ошибиться, чувствуя запах теропода, но убедил себя, что это могла быть игра воображения. Теропод может оказаться какого угодно вида, большой или маленький, и находиться где угодно в радиусе полумили.

– Давай, – прошептал я Хольцингеру.

Я слышал, как Джеймс и Раджа продираются справа от меня, и видел колыхание листьев пальм и папоротников, которые они задевали. Я надеялся, что они стараются двигаться тихо, хотя для меня это было как землетрясение в посудной лавке.

– Немного ближе! – велел я им.

Тут же они появились, забирая ближе ко мне. Мы скатились в лощину, заросшую папоротником, и вскарабкались на другую ее сторону. Потом мы обнаружили, что проход загораживает группа низкорослых пальм.

– Вы обходите с той стороны, мы – с этой, – скомандовал я.

Мы двинулись, останавливаясь, чтобы прислушаться и принюхаться. Наши позиции были такими же, как в первый день, когда Джеймс убил пахицефалозавра.

Мы уже проделали две трети пути с нашей стороны пальм, когда я услышал шум впереди слева от нас. Хольцингер тоже услышал его и щелкнул предохранителем. Я положил большой палец на свой предохранитель и сделал шаг в сторону, чтобы оказаться на линии чистого выстрела.

Шум усилился. Я поднял ружье, чтобы прицелиться примерно на высоте сердца крупного теропода. В листве началось движение – двухметровый динозавр выбрался из зарослей и важно проследовал перед нами, дергая головой с каждым шагом, как гигантский голубь.