– Откуда я мог это знать? – завопил Джеймс, багровея. – Вы все настроены против меня. Какого черта нам еще делать в этом путешествии, кроме как стрелять зверей? Называете себя охотниками, но только я один куда-то попадаю.

Я довольно сильно рассердился и сказал, что он просто юный, легковозбудимый хвастун, у которого денег больше, чем мозгов, и которого вообще не стоило брать с собой.

– Если ты так думаешь, дай мне осла и немного еды, и я вернусь на базу один. Не стану загрязнять ваш чистый воздух своим присутствием.

– Не будь бо́льшим засранцем, чем можешь осилить, – сказал я. – То, что ты предлагаешь, совершенно невозможно.

– Тогда я пойду один!

Он схватил свой рюкзак, сунул в него пару банок с бобами и открывашку и тронулся в путь вместе со своей винтовкой.

Борегард Джек заговорил:

– Мистер Риверс, мы не могем дать ему вот так уйти. Он потерятса и помрет с голода, или будет сожрат тераподом.

– Я его верну, – сказал Раджа и отправился за беглецом.

Он догнал Джеймса еще до того, как тот скрылся за саговником. Мы видели, как они в отдалении спорили и махали друг на друга руками. Через какое-то время они пошли обратно, обхватив друг друга за шеи, как старые школьные приятели.

Это показывает, в какие неприятности можно вляпаться, если ошибешься при планировании такого дела. Раз уж мы попали в прошлое, надо было извлечь всю пользу от нашей сделки.

Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что Кортни Джеймс – только заноза в заднице. У него нашлись и хорошие качества. Он быстро забывал ссоры и на следующий день был весел, как будто ничего не случилось. Он участвовал в общих работах по лагерю, по крайней мере если был в настроении. Он хорошо пел и располагал бесконечным запасом скабрезных историй, чтобы развлекать нас.

В этом лагере мы оставались еще два дня. Мы видели крокодила, маленького, и множество зауроподов – однажды сразу пять, – но гадрозавров больше не было. И пятидесяти суперкрокодилов тоже.

* * *

Первого мая мы свернули лагерь и отправились на север к холмам Джанпур. Мои сахибы немного окрепли и становились нетерпеливыми. Мы провели в меловом периоде уже неделю, и до сих пор ни одного трофея.

Мы не видели ничего примечательного на следующем переходе, не считая одного горгозавра, да и то мельком и на расстоянии, и кое-каких следов чудовищно огромного игуанодона, восьми или девяти метров высотой. Лагерь мы разбили у подножия холмов.

Пахицефалозавра мы уже доели, поэтому первым делом надо было настрелять свежего мяса. Не забывая о трофеях, конечно. В понедельник, третьего числа, мы подготовились к охоте, и я сказал Джеймсу:

– Послушай, старина, только без твоих фокусов. Раджа тебе скажет, когда стрелять.

– Ага, понял тебя, – ответил он, кроткий, как Моисей.

Мы вчетвером направились в сторону холмов. Был хороший шанс найти для Хольцингера его цератопса. Парочку мы видели на пути вверх, но еще телят, без приличных рогов.

Было жарко и липко, вскоре мы уже тяжело дышали и потели. Мы шли и карабкались все утро, не видя ничего, кроме ящериц, как вдруг я почуял запах падали. Я остановил всю компанию и принюхался. Мы были на открытой поляне, изрезанной этими небольшими сухими промоинами, которые сходились к паре оврагов поглубже, вдававшихся в небольшую впадину, сплошь заросшую саговником и панданом. Прислушавшись, я различил жужжание мясных мух.

– Сюда, – сказал я. – Что-то тут сдохло, а, вот и оно.

Там оно и лежало – останки огромного цератопса в маленькой лощине на краю рощицы. Весил, наверное, шесть или восемь тонн, пока был жив; трехрогая разновидность, возможно, предпоследний вид трицератопсов. Точнее сказать было трудно, потому что большую часть шкуры с верхней части туши кто-то ободрал, а кости разбросал вокруг.