– Нет, отчего же, – останавливают его галстучные. – Мы подпишем. Только и вы подпишите.

– Что подписать?

– Да предвыборную тоже бумагу. Только не к муниципальным выборам. К грядущим. Мы тут партию учредили. Хотим баллотироваться.

Агитатору уж лишь бы уйти поскорей. Подают ему бумагу.

– Пишите, – диктует тот, что без рубашки. – Я, фамилия-имя-отчество, готов отдать свой голос в пользу партии «Гражданская позиция». Дата, подпись. Собственно, всё.

– Что хоть за программа у вас? – спрашивает агитатор.

– А у нас программы нету никакой. У нас демократическая стратегия. Главное – заставить людей активную политическую позицию занимать. По каждому вопросу. Чтоб непременно сами решали. А как решат, так пускай и будет.

– Разумно, да. Ну, я пойду?

– Погодите-погодите. Мы вас отблагодарить должны. За голос. Хотите подарок какой? Или денег?

– Да у меня всё есть вроде. Спасибо. А денег не надо. Деньги за такое нехорошо брать.

– Правда, нехорошо, – соглашаются галстучные. – Но ведь есть у вас мечта какая-нибудь? Не может быть, чтоб мечты не было.

– У меня мечта, чтоб сома в нашей речке поймать, – агитатор признаётся зачем-то. – Дед ловил, отец ловил, а мне, видно, не судьба. Нету больше сомов. Экология такая. Но вдруг да забредёт? Вот, мечтаю.

Галстучные заулыбались.

– Знаете что? Вы как домой пойдёте, к берегу-то сверните. Да пакетик растопырьте пошире. Она к вам сама из воды запрыгнет, ваша мечта.

– Шутите всё, – смеётся агитатор. Папку обратно за пазуху запихнул – и в коридор. Дети за дверью врассыпную кинулись, только сквозняк им вслед шуршит.

– Погодите-ка, – агитатор соображает. – А вы не таджики? Вы вообще зарегистрированы тут?

– Зарегистрированы-зарегистрированы, – опять улыбаются галстучные. – Мы не таджики. Мы черти.

– Какие черти?

– Обычные черти. Девять этажей в доме людские, а три – наши. Как кто чёрта позовёт на нижних этажах, к нам новосёл едет. Набились уже, как в бочке. Скоро будем четвёртый этаж надстраивать.

Агитатор сам в тумане, света не видит, а умную беседу отчего-то продолжает.

– Как же дом выдержит?

– Понятно, не выдержит. Мы свой этаж надстроим – первый под землю уйдёт. Так постепенно весь дом туда запихаем. А вы ступайте, ступайте.

Агитатор в лифт – да на улицу. Потом, думает, квартиры обойду. Мутит чего-то, шатает. Заболел, наверное.

И домой.

На воздухе развеялся чуток, решил к речке-то завернуть. Смех смехом, да мало ли.

Только пакет целлофановый из кармана вытащил, река фонтаном пошла, а наружу – сом. Килограмм с десять, не меньше. Сам в пакете улёгся и хвостом чуть бьёт.

Агитатор домой его приволок, жену кричит.

Верней, собрался крикнуть – а нету крика.

Сбавил голос – и того голоса нету.

Шепчет – так и шёпота не стало.

Подписался же.

Пакет перед женою вывернул – оттуда куча вонючей грязи вывалилась.

Грязь-то жена убрала. А вонь осталась.

Живёт теперь агитатор молча и не принюхивается.

В одном посёлке городского типа в смутные годы при Доме культуры ткачей имени Николая Островского открыли детское кафе «Островок».

И вот стали люди замечать, что через два дня на третий ходит в кафе чужой человек. Придёт часу в шестом, сядет за столик у окна, закажет водки сто грамм и пирожок с печёнкой. Потом стопку пирожком прикроет, достанет книгу в чёрном кожаном переплёте, да не открывает, а всё сидит, в окно смотрит.

Целый месяц так продолжалось. Народ в посёлке терпеливый, тихий. Разное видел. Наконец Фёдор-официант не выдержал. Подошёл к чужому и говорит в пол:

– Чего сидишь? Сам, – говорит, – розовый, а книга у тебя чёрная. Шёл бы ты наружу.