— Благодарим за помощь! — Глафира повернулась и поклонилась, приложив руку к груди. И взглядом заставила Ладу сделать то же самое.

Что ж, почему бы и нет? Ладе было всё равно, она вдруг потеряла всякую цель и сделалась безучастной. Какая разница, где теперь быть? Сесть бы под ивой и смотреть, как мимо текут дни, как сменяют друг друга времена года, как проходят годы, пока, наконец, Небо смилостивиться и превратит её в камень или траву.

Знала: не позволят. Теперь она часть чего-то большего, а раз так, то надо смириться и покориться судьбе. Хотя бы после смерти.

— Пойдём, скоро рассветёт.

— А если я останусь? — спросила Лада. — Если встречу солнце, оно изжарит меня?

— Нет, меня же не изжарило. Я вон сколько меж людей ходила.

— Зачем?

— Тебя примечала, — горделивая улыбка коснулась губ Глафиры. — Но теперь мне вышел срок, среди людей нам тяжко. Пойдём, говорю, не дури!

Обратный путь в подводное царство, как про себя его прозвала Лада, занял больше времени, но дышать стало значительно легче, и петь снова захотелось, и за садком из водорослей ухаживать, стайки рыбок привечать и лечить, коли кто нуждался. Озеро оказалось большой периной, на которой так хорошо спится после долгого и трудного дня.

Праскева и «сестрицы» встретили Ладу приветливо, нежно. Все по очереди подходили к ней и жали руки, Василина даже сунула маленькое, круглое зеркальце без ручки. «Наверху нашла», — подмигнула она и обняла Ладу совсем по-человечьи.

— Мы все прошли через желание вернуться, — пояснила Праскева, когда позвала Ладу помогать ей — собирать развешанные и расстеленные на берегу ткани, которые местные клали «на сорочки и сарафаны». Для того была особая неделя после Троицы, но нет-нет, а кто-либо тайком проберётся к берегу Ильмень и постарается задобрить русалок.

Ради корысти или из боязни, особливо это касалось больных невенчанных дев. Матери и отцы опасались, что их чадо умрёт и станет русалкой, вот и старались тайком от церкви лешиму гостинчик принести и девам, кому он покровительствовал.

Иногда помогало, Праскева оставляла на берегу мёртвую рыбу. Тот, для кого она предназначена, съедал её и отодвигал свой час.

Лада была исполнительна, делала всё, что их наставница велит, и вскоре заслужила право считаться своей.

— Все мы проходим через то, надо понять, что черта между прошлым и настоящим пройдена.

— А русалки умирают? — решилась спросить Лада и тут же пояснила, что спрашивает не из вредной мысли убить себя, а ради любопытства.

— Все умирают. Как перестанем пару искать, то и срок вышел, — загадочно ответила Праскева и отвернулась. Ладе показалось, что она хмурится. Хочет добавить что-то ещё да так и не решилась. Махнула рукой, мол, пора нам.

Лада решила, что непременно спросит у девушек. Не сейчас, а когда время придёт. И пришло оно скорее, чем Лада того ожидала.

4. Глава 4. Искусство завлекать

1

Прошло лето, и наступила зима. Ильмень не сковывало льдом, даже в самые лютые морозы: снежная, тонкая корка покрывала воду у самого берега, чтобы русалкам было чем дышать, так объясняли «сестрицы».

Зимой они не выходили на поверхность, было чем заняться внизу: Лада освоило мастерство расплетания оборванных сеток, из них подводные мастерицы могли делать различные вещи, как бытовые, вроде корзин, так и декоративных куколок, которые по лету дарили потерявшемся в лесу и спасённым от утопления детям.

Лада была удивлена, что нежить оказалась вовсе не такой зловредной, как о ней говорили в деревне. Напротив, русалки были душой озера, следили, чтобы вода была чистой, чтобы оно не превратилось в болото, хранили водоросли, которые укрепляли их потустороннюю силу своим буйным ростом, следили за всеми просьбами, пущенными по воде живыми людьми, разучивали новые песни, которые от лешего приносила Праскева.