Если бы Лючия впервые столкнулась с таким отношением, если бы она была той юной девушкой, которую только что бросила мать, которая выслушала тысячи насмешек и самых отвратительных слухов о своей семье, она дала бы волю слезам. Но эта Лючия научилась скрывать свои чувства и давать сдачу.

– Да, настоящий мужчина, – сказала она, глядя обидчику в глаза. Тот шире улыбнулся. – Теперь я понимаю, почему девушки тебя стороной обходят. Кому такой болван нужен?

Улыбка парня превратилась в оскал. Ладони сжались в кулаки. Он сделал шаг навстречу, когда услышал голос Джузеппе.

– Эй, Пепе! – позвал управляющий. – Без работы скучаешь? Я найду тебе дело. Убери эти ветки и сожги. Как закончишь, зайди ко мне. А ты, Лючия, пока покажешь мне, что сделала. Идем!

Она повиновалась. Даже если Джузеппе специально выдумал повод, не стала бы спорить или спрашивать. Несмотря на внешнее спокойствие, дрожала и дала себе обещание не выходить одной после заката в сад. Такие люди, как Пепе, больше говорят, чем делают, но испытывать судьбу не хотелось.

_______

[1] Пенникелла – итальянская сиеста, послеобеденный отдых примерно с 12:30 до 15:30, когда прекращается любая работа, закрываются магазины и другие общественные заведения.

[2] Чиабата – итальянский пшеничный хлеб, выпекаемый с использованием закваски, дрожжей и оливкового масла, с хрустящей корочкой и пористой мякотью.

9. Глава 9

Несколько дней пролетели незаметно. Лючия работала с утра до вечера, пользуясь установившейся прохладной погодой. Закончив с кустарниками, занялась лианами. Плотник Илия, молчаливый парень лет шестнадцати, мастерил деревянные опоры, закреплял веревки на каменном ограждении, поднимал подвязанные растения. Лючия подозревала, что Джузеппе прислал его не только в качестве помощника, но и как защитника. Пепе, несмотря на то, что был старше и сильнее, обходил молодого плотника стороной, а тот будто нарочно не отходил от синьорины-садовницы, как ее прозвали с легкой руки хозяина поместья.

Сам дель Росси еще не вернулся. Может быть, он присылал письма – бумажные или магические, – но Лючии об этом ничего не было известно. Спрашивать о нем она тоже не рискнула. Пусть интерес ее был оправдан: от решения Алессандро многое зависело, но что-то останавливало ее. Даже думать о нем она старалась через раз.

Наконец, наступила долгожданная суббота. Лючия надела заранее приготовленное платье, заплела волосы в косу вместо привычного узла на затылке и вышла на улицу.

– Пойди сюда, – окликнул Джузеппе. Когда она поравнялась с ним, протянул ей небольшой мешочек. – Твое жалованье за неделю.

Лючия взяла деньги. Судя по весу здесь было больше, чем она должна была получить.

– Спасибо, но я не заработала столько.

– Бери, – ответил управляющий. – Это не подачка. Ты заслужила их. Купишь себе что-нибудь, что вы, девушки, любите.

Лючия вновь поблагодарила его и отправилась домой. Она мечтала о новом платье или блузке с кружевными манжетами, о деревянных резных шпильках для волос, туфлях с красивыми пряжками, но понимала, что пока не может позволить себе этого. Дома оставался отрез светлой материи. Хватит и ей на новый наряд, и на сарафанчик для Клары.

Чем ближе Лючия подходила к виа-ди-Люпино[1], улице, на которой располагался ее дом, тем короче становился ее шаг. Что если отец все еще зол? Вдруг даже на порог не пустит, как обещал. Нет, не может быть! Они семья, а это что-то, да значит.

Успокоив себя таким образом, Лючия открыла калитку.

– Ты пришла! – Клара спрыгнула с подоконника, подбежала к сестре, уткнулась лицом в живот. – Я ждала тебя! Каждый день ждала!