Незнакомка теплым южным ветром ворвалась в его жизнь, разметала опавшие листья воспоминаний, обнажила сердце. Алессандро усмехнулся: еще немного и он превратится в поэта. Станет писать стихи как Петрарка[1] Лауре[2].

Он даже имени девушки не знал. Решил, что она сгоряча дала обещание и не сдержит его. Алессандро лишь несколько раз выглянул в окно, чтобы убедиться: возмутительница спокойствия не вернется.

Но она сумела удивить его. Не послушалась отца, приехала снова – Джузеппе обо всем рассказал ему. Жаль, что сделал это после появления садовницы. Или не жаль?

Если бы Алессандро ждал ее, не случилось этой встречи, объятий и желания еще большей близости. Хотя куда ближе? Он и так перешел все границы, не нарочно, но эта гордячка все поняла по-своему. Хорошо хоть не воспользовалась ситуацией, не обвинила его в бесчестии. Ему хватало старых слухов.

Алессандро сел. Привычным движением взял с тумбочки флакон из темно-зеленого стекла, отмерил двойную дозу капель, запил стаканом воды.

Было глубоко за полночь, когда он забылся тяжелым, беспокойным сном.

***

Новый день вряд ли чем-то отличался бы от остальных, если бы не одно одно обстоятельство – появление синьорины-садовницы. Именно так мысленно называл ее Алессандро.

Несмотря на раннее утро он уже не спал, предвкушая новую встречу с незнакомкой, но вряд ли признался бы в этом даже себе. Отложив дела, наблюдал за ней из кабинета, широкое окно которого было обращено к саду. Оценивал мастерство, оправдывал он собственное любопытство, хотя ничего не понимал в цветоводстве.

Синьорина обрезала розы, видимо, уже не один час. Рядом лежали кучки сухих веток, прошлогодние листья и несколько живых отростков. Сами кустарники превратились в жалкое зрелище. Вряд ли они теперь зацветут. Хорошо, если выживут.

Отложив инструменты, девушка потянулась, разминая мышцы. Казалось, еще немного и взлетит подобно птице. Стройная, словно кипарис, гибкая, подобно виноградной лозе, и такая же соблазнительная.

Князь успел рассмотреть маленькие ступни, аккуратные щиколотки прежде, чем они вновь оказались скрыты подолом платья. Богатое воображение дорисовало все остальное.

Будто почувствовав его взгляд, девушка обернулась. Алессандро мог лишь догадываться о ее эмоциях и чувствах. Сам хотел заправить выбившуюся каштановую прядку, которую она спрятала под белой косынкой. Хотел видеть румянец на ее щеках, как вчера, когда она прижималась к его груди, слушать стук сердца, вдыхать аромат ее кожи.

"Довольно!" – мысленно приказал себе князь. Не стоило забывать о том, что между ними целая пропасть. Хорошеньких, более того, доступных женщин, без нее хватало. Не стоило портить жизнь этой девушке, давать ложные надежды и пустые обещания.

Алессандро подошел к столу. Несколько раз переложил с места на место так и не открытые папки с отчетами, переставил чернильницу. Заняв руки, он постарался сосредоточиться на делах, но все его мысли занял один единственный образ, который никак не получалось выбросить из головы.

Нужно отвлечься, решил князь, сменить обстановку, отказаться от глупого, никому ненужного воздержания. Мертвой жене не нужна его верность.

– Джузеппе! – крикнул он. – Прикажи седлать коня. Я уезжаю.

Управляющий появился несколько минут спустя и уточнил:

– Надолго, хозяин? Какие распоряжения будут в ваше отсутствие?

– Меня не будет несколько дней, может быть, неделю. Есть неотложные дела в Неаполе. Поместье доверяю тебе, – ответил дель Росси. Надел сюртук[3], вновь выглянул в окно, но не заметил садовницы и разозлился еще сильнее. – Прекрати называть меня хозяином. Сколько раз можно повторять?