Совместных предметов у них практически не было. Ронард своими успехами не хвалился, но и Сойру не расспрашивал, не об учёбе же было разговаривать наедине! Когда ещё столько всего насущного не обсуждено: ни любимое время года, ни забавные случаи из детства.

Однажды, когда они после занятий прогуливались по осеннему Разнотравному саду, её милая улыбка показалась Ронарду чуть вымученной. Обеспокоенный, он всё же выспросил, чем она удручена, уже готовый стереть в порошок любого неугодного студента, а то и чересчур строгого преподавателя. Сойра только рассмеялась, успокоив ретивого возлюбленного – просто первые практики по контролю и управлению магией дались ей нелегко: прежде-то она вообще никогда силу не применяла.

Это повторилось через пару дней. Сойра вечером снова выглядела расстроенной, хотя всё так же мягко улыбалась Ронарду. Он же до этого всеми правдами и неправдами сторговался с местными духами-поварами на её любимый малиновый мусс за довольно унизительную расплату. Сойра лишь рассеянно кивнула и даже не попробовала лакомство. Оттаяла она лишь спустя десять минут, когда уже поплыла прослойка мороженого и опало воздушное суфле. Всё это время Ронард держал её за руку, дождавшись наконец привычной ласковой улыбки. В тот вечер они допоздна болтали обо всём на свете, но Сойра избегала разговоров о своей магии.

Ронард неустанно восхищался ею в присутствии Никаса, оба они учились на боевом факультете и многие занятия посещали вместе. Однажды Никас вдруг поморщился, выслушивая очередные восторженные излияния друга.

– Знаешь, Рон, ты её чуть не в богини записал. Нет, я, признаться, поначалу тоже был ей очарован… Сойра очень красивая, никто не спорит. Только не такая уж и добрая и чуткая, как ты всё описываешь. Вчера лекции по истории попросил, так она просто мимо прошла, даже не поздоровалась…

Ронард дальше слушать не стал и от возмущения зарядил в приятеля мощным залпом, благо разговор происходил на парной тренировке. Помирились они быстро, а на следующий же день скрепили дружбу в городском кабаке. А в понедельник Сойра, которая сама отказалась ехать в Ровель, сославшись на плохое самочувствие и попросив оставить её одну, неожиданно накинулась на Ронарда с обидой, мол, друзья ему дороже. Глаза её при этом потемнели, из светло-карих стали цвета горького шоколада. Ронард списал лёгкую истерику на обычное женское недомогание и долго и клятвенно заверял её в своих неизменных чувствах. Наконец взгляд её снова потеплел и Сойра, уткнув лицо в ладони, прошептала:

– Я не понимаю, что со мной происходит, Ронард. Я верю тебе, хочу быть с тобой рядом. Но меня будто что-то неволит… Эта Тьма… Она не слушается, нашёптывает всякое. Будто не она моя магия, а я – её инструмент…

На следующий день Ронард отправился к её преподавателю не как первокурсник, а как младший брат императора, потребовав без утайки рассказать всё о магии Сойры. Мэтр Сарттас, сам ещё недавний выпускник шестого курса, юлить не стал.

– У миссы Сойры Нокта проблемы с контролем. Её магия не просто тёмная, это Тьма Изначальная. Простите, ваша светлость, но случай редкий, сам я до этого ещё с ней не сталкивался, – нервно сглотнул он. – Вот, только по дневникам предыдущих мэтров работаю. Со Светом всё гораздо проще, а обладание Тьмой – это всегда битва. Либо маг подчинит Тьму, либо Тьма мага.

– Вы же преподаёте контроль, вот и научите её! Ей же плохо!

– Тут всё не так просто, ваша светлость… Простите, верно ли я понимаю, что вы близкие друзья с миссой?

– Больше, – рыкнул Ронард.