– Я буду ждать объяснений! – гордо вскинула подбородок Дарья Сергеевна.

– Всенепременно, – озорно блеснув глазами, отозвался Женька. – Все, что смогу, расскажу.

Дарья Сергеевна еще раз попробовала посмотреть в сторону “Волги”.

– Даш! – потянул ее на себя Женька. – Ну там труп тридцатилетней давности! Тебе очень надо его видеть?

– Труп! – распахнула глаза Дарья.

– Иди к детям, милая, – Женька крайне целомудренно чмокнул жену в лоб. – Скоро буду. Показания подпишем и домой!

– Я… – растерялась Раскова Дарья Сергеевна. – Я, пожалуй, на лугу сегодня гулять не буду.

– Хорошая мысль, – кивнул Женька. – И деревенским скажи, нечего сюда соваться, пока эксперты не уедут.

Даша сложила руки на груди, рвано вздохнула и вдруг прижалась к мужу, словно ища у него защиты.

– Иди, моя хорошая, – погладил Женька ее по волосам, по спине.

Дарья вдруг из разъяренной гренадерши превратилась в чуть растерянную мягкую женщину.

Покорно кивнула, попрощалась взглядом со знакомыми мужиками и быстро пошла прочь с поля.

– Эх, – вздохнул Никитич. – Вот что б моя Марийка меня так слушала.

Женька закусил губу, но промолчал… Была у него на этот счет теория. Но сугубо для личного пользования.

А следователь тем временем пытался отделаться от деда Вити.

– Тут, если тот ЗИЛ найдешь, – убеждал несчастного полицейского старик, – то можно еще клад поискать! Говорят, еще Наполеоновский!

– Так! – гаркнул на весь луг несчастный мужик, опять забыв про спящего на Колькиной груди младенца.

Тому, в принципе, как и деду Вите, на эти крики было наплевать…

– А в войну… – продолжал Санькин дед, но следователь уже не выдержал.

– Телефоны, адреса я записал, сейчас разойтись всем! – он обернулся к своему помощнику: – Ты труповозку вызвал?

– Ага! Сказали еще минут сорок.

– Да что б их! – выругался следак.

Но Никитич его уже не слушал.

Он жуть как не хотел рассматривать тот труп, и “Волгу”, и трактор. И вообще, ничего кроме как спать он сейчас не хотел.

А ему ведь, еще надо было к девяти на объект в Стрешнево. Или уже не надо? Черт! Да не поедет он сегодня никуда! Что он, робот что ли?! Он, в конце концов, человек! И у него тоже может возникнуть форс-мажор! И… И…

Он сам не заметил, как стал выдергивать один цветочек за другим. Сначала просто под ногами мешались. Потом, мол, чтобы руки занять. Потом – а пусть будет. А когда спохватился, держал уже такую охапку, что ехать можно было только с ней на коленях. Впрочем, он и ехать уже не хотел. Он хотел домой. К ней. К Марийке.

.

– Марий, – скакал по кухне больным козликом Митяй. – Марий, тут такое дело, – хныкал он, теребя ремень. – Понимаешь, Танька моя…

Он тяжело вздохнул, будто надеялся, что этим вздохом можно смыть вину и страх разом.

Кухня у Марийки была как с картинки: чистая, натопленная, пахнущая сдобой, луком и надеждой. Бульон в кастрюле томно булькал, на сковороде шкворчала морковка, а в углу на подстилке растянулся рыжий кот, медленно перебирая лапами во сне.

– Которая Танька? – не поднимая глаз, уточнила хозяйка, ловко перемешивая содержимое сковороды. – Ревнёва или Погорелова?

– Ревнёва! – фыркнул Митяй. – Я ж говорю – моя!

– Да они у тебя все “мои”, – хмыкнула Марийка, – Таньки, Маньки, Лариски… Ты сам своих баб по именам-то не путаешь?

– Мария! – взвился Митька, растопырив руки, как оскорбленный Петрушка.

– Для тебя – Мария Олеговна, – отрезала она, наконец обернувшись. – И вообще, я тебе не венеролог. У меня дома дети.

На самом деле дети в этот момент гуляли с Дарьей Сергеевной, и только поэтому по кухне можно было пройти, не перешагивая через карапуза. Хотя рыжий кот все равно растянулся поперек половика, словно знал, что он тут главный.