Еще месяц я жила на притоке Луары в Анжу.  Месяц он ездил и морально измывался, пока узаконил свои права на наследство.

-  Можно оставить вас приживалкой… мадам.  И мой сын станет таскать вас по чуланам… но Бригитта будет нервничать и может скинуть.  Пускай вас таскают бургундцы, хе-хе… когда все ножички вы уже проедите.

   Меня спасала предельная, максимальная вежливость.  Я упражнялась в куртуазном словоблудии, засирая ему мозг вычурными оборотами и демонстрируя покорность.  И, в конце концов, он просто устал от меня – бесполезной, слабой и никчемной.  Злой мужик.  Но далеко не дурак.  Иногда ему надоедало ёрничать и злиться и тянуло просто поговорить, тогда он рассказывал об Америке и хвастался славным родом дю Белли.

   Свою награду за этот месяц выдержки и притворства я получила.  И выклянчила слово чести, а потом и маленький сундучок с хирургическим инструментарием.  Жером отвез меня на остановку дилижансов и усадил в первый же проходящий – почтовый.  Адрес был в кармане, личные бумаги в одном из баулов с вещами Маритт.

   Сейчас можно достать этот набор скальпелей… а дальше воображение отказывалось работать!  Самоубийство не вписывалось в теперешний настрой, в мою злость и даже ненависть, которую я сейчас чувствовала к Франции, французам, себе и жизни в целом!  Я отчаялась, озлобилась, остервенела!  И собралась в Россию.  Но сначала в то место, куда и должна была – дом Жерома, который он обменял на охотничий домик.  С хорошей доплатой, естественно.

-  Он доплатит вам украденными у семьи дю Белли деньгами – вашими же, мсье, - глупо хихикала я, прикрывая рот ладошкой.

-  Женщины глупы, - презрительно отвечал старик, - стал бы я держать управляющего, который не умеет видеть выгоду!  Увидел для себя, увидит и мою, когда окажется привязан к месту.  Выпорю разок…

   Мне хотелось, чтобы Жером опять подслушивал и услышал и это тоже.  Так… просто из вредности.

   Когда я вышла из домика, где с приключениями ночевала, слез уже не было.  Остались презрение и гадливость к окружающим и окружающему.  Дубы больше не впечатляли, уважения к военной профессии не было… и какого, спрашивается, я сразу не сообразила про Россию?  Где-то в районе Курска, может и дико далеко отсюда, но запросто могли жить мелкопоместные дворяне Рохлины – мои далекие предки, получившие боярство и земельный надел на окраине русских земель еще во времена Ивана Грозного.  

   Про Россию можно смело расспрашивать, подозрений это не вызовет.  

   Возле моей двери стоял часовой.  Он…?  Рука сама потянулась к скальпелю, надежно привязанному веревочкой и спрятанному в складках юбки.  Нет, не то – торжествующего мужского взгляда не наблюдалось.  Скорее, немного виноватый и любопытствующий. И запах…  крепкого и терпкого запаха желудей, хвои и жимолости, который стоял ночью в домике, тоже не чувствовалось. Спросить - кто именно этой ночью… имел меня, мягко говоря?  Быстро и грубо, как проститутку…  по мимолетным ощущениям то ли сна, то ли яви.  Не останься следов, я бы вообще не была уверена, что что-то было.  Нет… спрашивать я не стала, тут не важно - кто. Мразь и мразь себе...

   От часового пахло ружейной смазкой, дешевым мылом и чем-то еще…  Скорее всего так пахнут все нижние чины.  Гаррель был начальством, но и он духами не пользовался.  Значит, кто-то повыше и побогаче - офицер?  Его не смог ослушаться часовой и это все объясняло. Тем противнее и мерзотнее.  Офицерство предполагало дворянство.  И честь…  какую-никакую. И тут уже рухнули последние воздушные замки в моей голове.