А ржала…  вспомнилось тут – «спит Розита и не чует, как на ней матрос ночует.  Вот пробудится Розита и прогонит паразита…»  Меня трясло и колотило в истерике, челюсть свело, зубы не хрустели и не ломались только потому, что закусила ими ткань… Не, ну бред же!  Ну не может быть, не со мной...

  Сколько так колбасило?  Без понятия – пока силы не кончились.  И я снова провалилась в сон - спасительный, тяжелый, почти беспамятство.

   Утром, или днем уже, проснулась и какое-то время просто лежала, не двигаясь и мрачно глядя в потолок.  Обдумывала.  Беременности не боялась – Маритт выгнали из замка дю Белли в ссылку  за бездетность.  Пять лет – с семнадцати и до двадцати двух, она не могла дать мужу ребенка.  Вот и турнул её в чем была.  Там уже одевали и обували служанки.  И содержание на охотничий домик не стало больше ни на один су.  Приезжал, правда и насиловал, открывая перед этим окно – жирному старому борову всегда было жарко.  Так и сдох на ней, облевав и жену, и постель. Только это и спасло потом уже меня от суда – признаки апоплексического удара…  Естественная смерть.

   Почему она выкинулась в окно – непонятно.  Может не поняла, что умер? Иначе не стала бы.  Была бы в уме – не стала.  Спасалась, наверное.  Как и у меня – последняя капля, просто не вынесла больше.  Но под окном в лодке сидел Жером – подслушивал… сука, как выяснилось.  По этим подробностям иронично прошелся потом младший дю Белли.  Жером выхватил тело, но все же не успел – Маритт больше не было.  Была я – чтобы сделать то, чего не смогла она.  Я тогда надеялась, что в этой мистической рокировке есть какой-то смысл.  Решила, что именно такой.

   Теперь нет - не надеялась уже и не верила.  И лежа на плаще Гарреля, всерьез рассматривала вопрос самоубийства – расчетливого и осознанного.  Самоубиться было чем...

   Астор дю Белли тогда предложил мне выбор – монастырь или ссылка в домик в средневековой деревеньке где-то в Бургундии.  Я уточнила на всякий случай:

-  Новое замужество для меня невозможно? – д-Артаньян вдруг как-то не к месту вспомнился… Атос.  Понятно, что ассоциативный бред, но не все же здесь моральные уроды?  И не все – старики.

-  Ну почему же? – оскалился он, потирая руки.  Он все время тер их одну о другую – мерзкая привычка!

-  Можно и замуж – за того конюха, под которого брат подкладывал вас... мадам, чтобы вы все же понесли, а наследство и титул достался не мне и моим детям, а вашему ублюдку.

-  А… моё приданое? – упорно выясняла я пределы своих возможностей, потея от ужаса и стараясь не зацикливаться на новых подробностях жизни Маритт.

-  Ну… насколько я знаю, это кровь Лантаньяков и детородное чрево, - тер он руки.

-  И что – вы вот так и отправите меня в Бургундию нищую и в обносках?  И с документом на руках, где я – вдова дю Белли?

-  Мне женские тряпки не нужны! – отрезал он, - возьмете из замка все, что посчитаете нужным - из одежды.  Но назло братцу - он так ненавидел вас…  Можете просить еще что-нибудь, а я подумаю.  Какое приданое вы хотите?  Чтобы унести в руках, не больше того. Не украшения – они остаются в семье.

-  Тогда набор хирургических инструментов.  Я где-то слышала – их можно дорого продать, если знать - кому, - решилась я, вспомнив иллюстрацию из учебника по истории медицины: - Я выбираю Бургундию и обещаю, что слова никому не скажу о вашей семье. И вас прошу… вы тоже забудете обо мне, мсье Астор. Пообещайте.

-  Грязная мелкая пичужка, - скалился старик и тер руки: - Ножи вам... мадам?  Дура...