-  Я не выпала бы из окна, если бы его тогда не выставили, - с сожалением протянула я, поглядывая на Алэйн.

-  Да… хозяину всегда было жарко, - покивала  она. И всё…  дальше думайте сами.

   И что там могло…?  Щитовидка, вегетососудистая дистония?  Или мужик был гипертоником?  При перепадах артериального давления бывает чувство жара без повышения температуры.  Наверное, этого никогда уже не узнать.  И все-таки постепенно что-то прояснялось – в час смерти Маритт рядом с ней был муж.  Потом он умер… или сначала умер он, а она в отчаянии…?  Это могло быть важно, а могло – и нет.  Но лучше бы мне знать.   Да и сами эти расследования и попытки что-то прояснить для себя тренировали ум, как кроссворды, развлекали и отвлекали.  Каждое такое открытие я считала своей маленькой победой, а она радовала и запоминалась, постепенно рисуя в уме картины жизни Маритт…

  Запомнились вечера на кухне – Берзе готовила, а мы или помогали по мелочи, или просто сидели на скамеечке у огня – только женщины, Жером уходил на ночь к семье.  И просто говорили о том, как прошел день или рассказывали сказки и страшилки, но больше пели – я просила.  Слушала тихие колыбельные и другие песни – со смыслом, больше похожие на баллады… Сама в исполнители не лезла, со школы помнила только Марсельезу да детскую песенку про крокодила, а репертуар любимой Лары Фабиан просто не потянула бы – Adagio… Je t'aime…

   Больше того – я старалась гнать из своей головы и те слова, и мелодии тоже.  Боялась что воспоминания захватят и я пропаду... расплачусь, расклеюсь.  Потому что все еще не видела себя здесь…чувствовала инородным телом.

   А музыка… раньше я даже не представляла сколько места она занимает в нашей жизни.  А теперь скучала… совсем разлюбила тишину. Хотелось музыки и хотелось юмора, шума, суеты, электрического света и даже автомобильной вони хотелось!  Ностальгия накрывала и не раз – жестко, до боли в грудине, до дыхательного спазма!  Нельзя мне больше туда?  Нельзя… я понимала.   Ну, тогда хотя бы прогулку в ближайший город?  Скромный такой утешительный приз.

   Но, упрямо глядя мне в глаза, Жером озвучил запрет хозяина на любое моё передвижение за пределами Pavillon de chasse – охотничьего домика и лужайки перед ним.  И напомнил, что запрет этот действует до сих пор, а отменить его может только мсье Астор.  Муж не любил Маритт...

  Так что все мои надежды на светлое будущее были связаны с младшим дю Белли.  Только с его приездом что-то сдвинулось бы с мертвой точки, а для меня появилась бы хоть какая-то ясность.  Впору было начинать молиться, чтобы штормов и пиратов не случилось.

   Сказать, чтобы я совсем за этот год одичала, нельзя, у нас бывали разные люди – родня женщин и управляющего, работники…  Но перспектива моей жизни не просматривалась с этого места от слова совсем.  И отбыв очередной день, уже засыпая на набитом свежим сеном матрасе, я пыталась понять  – а на фига я вообще здесь и какой  в этом смысл…?  

   Телега в очередной раз подпрыгнула на выпирающих из земли корнях.

   Резко вынырнув из воспоминаний и почти сна уже, я машинально обобрала с юбки солому и оглянулась вокруг – мы ехали по дубовому, старому и просто роскошному в своём величии лесу.   Запахи – с ума сойти!  И ни одной сухой веточки на земле или стволах – все подбирается, все идет в дело. 

   Солнце уже не прыгало в ветках над головой, не лезло в глаза и не слепило. Но они все равно болели и на виски давило - нужен был полноценный отдых.  И я решила отвлечься и заодно постараться разговорить сержанта – информация нужна была, как воздух.