– Говори что хочешь, Джек.

– Я говорю, что смотреть больно, когда умный парень так духом падает. Похоже, если бы сам Иисус Христос пришел на эту веранду с ключами от рая, ты бы и от этого отказался.

Ретт посмотрел воспаленными глазами на старого прохвоста.

– Тебе, верно, что-то нужно, Джек. Говори начистоту.

И вот спустя много лет Ретт не может отвести глаз от ветхого дома.

– О чем задумался? – спросила Розмари.

– Прости, сестренка. Замечтался. Эдгар Пурьер любил приходить к Джеку. Эдгар обожает играть на слабостях стариков. А Эндрю это ненавидел. Он был порядочнее отца.

– А ты?

Ретт, поразмыслив, ответил:

– Я думал, мне больше всего подходит преисподняя. Кусок старой черепицы, соскользнув с поросшей мхом крыши, с треском упал на землю. Текумсе прижал уши.

– Тихо, малыш, тихо. – Ретт уверенно натянул поводья. Мэг с Клео разместились позади на сиденье для слуг. Ретт почувствовал жаркое детское дыхание в шею.

– Мамочка, нам еще далеко?

– Недалеко, милая, – ответила Розмари. – Смотри! Вон там, в реке, коряга. Правда, похожа на орла?

Ретт щелкнул поводьями, и Текумсе, потанцевав на месте, пустился проворной рысью.

К ним приближалась маленькая повозка, которая, как и низкорослая лошадка, тащившая ее, была мрачного черного цвета. Когда они поравнялись с Тунисом Бонно, тот коснулся шляпы, приветствуя Розмари.

Ретт так же поприветствовал миссис Бонно.

Руфи Прескотт Бонно, довольно светлокожая пухленькая молодая женщина, была затянута в корсет и едва дышала.

– Добрый день, капитан Батлер. Чудесный день, вы согласны?

– «Весны и лета чище и блаженней представший предо мною лик…»[20]

Миссис Бонно продолжала улыбаться.

– Мой отец, преподобный Прескотт, учил меня писать. Я больше знакома с проповедями доктора Донна, чем с его поэзией.

Ретт потянулся.

– Но ведь такой день просто создан для поэзии, правда?

Тунис сказал:

– Здравствуй, Текумсе. Мисс Розмари, вижу, вы хорошо заботитесь о коне. – Он кивнул на сиденье для слуг. – Малышка мисс Мэг, как поживаете?

Мэг прижала пальчик к губам.

– Капитан Батлер, – сказала Руфи, – каждое воскресенье в Первой африканской церкви мы молимся за то, чтобы ваша с Тунисом поездка прошла удачно.

– Ну, – улыбнулся Ретт, – и я молюсь.

– Получили письмо от папаши Томаса, – сообщил Тунис.

– Родители Туниса, – объяснил Ретт Розмари, – эмигрировали в Канаду.

– У отца моего мужа, – вмешалась Руфи, – есть дом в Кингстоне, в Онтарио, миссис Хейнз. Томас Бонно говорит, что там лучше.

– Папа говорит, – подхватил Тунис, – в Канаде холодно до чертиков.

Ретт придержал Текумсе.

– Тунис, клянусь, этот конь не был таким пугливым, когда я оставлял его тебе.

– Выходит, у негров лошадям больше причин быть пугливыми, чем у белых, – с каменным выражением лица ответил Тунис.

– Может, поэтому, – согласился Ретт. – Приятно было увидеться, миссис Бонно. Передайте мои благодарности церкви за молитвы.

Тунис кивнул и причмокнул, погоняя лошадь.

Когда солидная черная повозка скрылась за поворотом, Клео пробормотала:

– Эти свободные черные слишком много воображают о себе.

Проехали плантацию Хоуптона и Дэриена. Группы рабов засеивали поля в Чемпни.

– Мы в Броутоне так поздно никогда не сажаем, – не одобрила Клео. – Надсмотрщик не позволяет.

– Ты сейчас не в Броутоне, – напомнила служанке Розмари.

– Уж я ли не благодарю Иисуса за это!

– Я слышал, – сказал Ретт, – Уэйд Хэмптон купил старый дом Пурьеров.

– Кэткарт Пурьер сейчас живет в Лондоне. Очевидно, война отпугнула его музу.

Ретт покачал головой.

– Бедный Кэткарт. Господи, как он завидовал людям, наделенным талантом! Эдгар сейчас начальник военной полиции в Атланте – понимаешь, такая у него работа. Всю свою жизнь Эдгар стремился не стать похожим на отца.