— Сам виноват! — коварно усмехнувшись, я решила, что выбора другого нет. Пальма мой единственный вариант. — Будет знать, как запирать одну!

Торопливо подняв платье вверх, стянув трусики, я присела на корточки и начала пытаться пристраиваться. Сложность задачи заключалась в том, чтобы не поломать растение. Так и эдак пыталась придвинуться — ничего не выходило. Листья сразу начинали хрустеть.

— Не могу… Не могу больше! — казалось, что вот-вот из глаз уже все выльется.

Ноги сводило от желания опустошить мочевой пузырь. Вдруг на глаза попался цветочек в подоконнике. Я призадумалась на мгновение… И решилась. Со спущенным нижним бельем, закатанным по самый лиф платьем я побежала к окну. Схватила горшок и осмотрела его. Цветок был явно слишком большой для такого огромного горшка.

— Прости меня, — прошептала я цветочку в слезах, — я просто больше уже не могу. Либо ты, либо я!

Я уже несла цветочек к своему большому цветочку, ощущая себя самым ужасным образом, как вдруг ключ в замке провернулся, и дверь распахнулась. Так резко и неожиданно, что я замерла. С цветком между ног, на половину голая и заплаканная.

На пороге застыл Донской со множеством пакетов. Из магазинов одежды, ресторана, даже бутика нижнего белья…

— А трусиков и правда нет… — прошептал тот ошарашено. — Не соврала, выходит.

Я осмотрела себя. Застонала от стыда. А потом мои инстинкты взяли верх. Они (не я) решили, что Арсения Александровича надо срочно обезвредить. Не осознавая себя, я кинула в мужчину горшком с цветком. И тут же поняла, какую глупость совершила — цветок-то погибнет!

Донской пригнуться не успел. Не отошел от шока увиденного. Так что нокаут был самый настоящий и не оспоримый. Быстро подбежав к распластавшемуся на полу мужчине, я подняла треснувший глиняный горшочек. Цветок был цел и невредим. А вот об Арсении Александровиче этого не скажешь…

— Эй… — я мягко пнула его кончиком туфли. — Вы живы?

Ноль по фазе. Пятясь назад, я натягивала трусы и думала о том, что все же убила ректора. Только дернулась к телефону, как мочевой напомнил о себе.

— Вы лежите тут, отдыхайте. А я вернусь и вызову вам скорую… — поправив платье, я заботливо прикрыла дверь кабинета и даже табличку приклеила: «Не беспокоить! Злой ректор!».

Через пару минут был самый счастливый момент в моей жизни. Я едва не умерла от радости. Даже ноги обмякли. Из груди сами по себе вырывались стоны радости. Уверена, соседкам по кабинкам эти звуки вряд ли понравились. Ну, а какое мне дело?

Быстро приведя себя в порядок, я с улыбкой до ушей пошла обратно в кабинет. Спасать прибитого горшком ректора. Открыла дверь, но… Во тьме пол показался пуст. Арсения Александровича не было.

— Господин ректор? — медленно шагнув перед, я начала нащупывать ладонью выключатель не глядя. — Вы здесь?!

Только вот рука моя не достигла стены. Скорее какой-то мягкой ткани… Грешным делом я решила, мол декоративная шторочка, которую ранее не заметила. Скользнула вниз по «шторочке» в поисках выключателя. Который точно там должен был быть! Сжала ткань и нащупала что-то твердое, горячее. Похожее на поручень.

Резкий толчок и я оказалась прижата к уже запертой двери спиной. А грозное дыхание мужчины упиралось куда-то в ухо…

И тут до меня дошло, что «шторочка» — это ректор. А поручень — это… Скажем так, шкала заинтересованности.

— Попалась, Анастасия! — прорычал он сквозь зубы. — Добить меня пришла?!

— Добивать? — мысли вдруг превратились в сахарную вату. А потом расплавились лужицей на солнце. — О чем это вы? Не понимаю…