В мыслях я продолжаю называть сына «нашим», хотя вот уже больше года он только мой.

Не знаю, что здесь делаю я?

— Любовь Сергеевна, — главврач Варвара Ивановна Музы́ка входит в стерильную капсулу моего самобичевания и приглашает меня пройти в ее благоустроенный кабинет на десятом этаже в центре Москвы.

В ее кабинете светло, но чертовски холодно.

Она заученно просит меня зайти за ширму, раздеться только внизу и сесть на стул пыток.

— Как вы себя чувствуете? Тошнота есть?

Честно мотаю головой, глубоко в душе зная, что это дурной знак.

В глазах вдруг остро щиплет, а к горлу подступает ком…

Дурацкая саможалость!

Я не через такое проходила, а значит, выдержу и это!!!

— Сейчас вам будет холодно, — наносит она гель на презерватив, надетый на трансвагинальный датчик и осторожно вводит его во внутрь.

Знала бы она, как постоянно мне холодно. Так адски холодно, что иногда жутко трясусь от поддавания этому чувству!

Сейчас немного расслабляюсь, прикрываю глаза, визуализирую — до выноса ее приговора, до…

На прошлой неделе я отчетливо видела свою фасолинку в десять миллиметров в черном пятне.

Сердечко махи билось громко и четко: сто двадцать ударов в минуту!

— Замерла, — с опущенными уголками губ вздыхает она, будто неизбежно раздавила пчелу, которая все равно ужалила.

Во мне мгновенно все падает куда-то вниз…

— Мне очень жаль. Я направлю вас к очень опытному хирургу.

— Зачем?

— Для абразио, то есть на чистку. Чтобы вы с мужем снова смогли побыстрее попробовать!

После семи лет необъяснимого вторичного бесплодия я наконец забеременела. И на седьмой неделе потеряла. Нашего. Второго. Не рожденного. Ребенка.

Проклятые слезы саможалости застывают в глазах, как и тормозится моя реакция на ее внезапные расспросы о муже.

— Он не подъедет, — как в тумане отвечаю, забираю ее направление, прощаюсь и выхожу из этой гребаной клиники на улицу.

Знойный воздух середины августа не разряжает моего сильного удушья от слез. Последние изо всех сил сдерживаю, чтобы не засветиться такой перед следящими за мной людьми мужа.

О последнем я по-настоящему вспоминаю только сейчас.

Где он, где, когда нужен???

Смартфон назойливо вибрирует в моей правой руке до тех пор, пока я не успокаиваюсь и более-менее спокойно отвечаю…

— Садись в авто, — бесстрастно приказывает моя когда-то прибрежная скала в прибое.

Ни приветствия, ни вопроса о том, как мои дела.

Я молча иду. Не останавливаюсь. Но и не сбрасываю его звонок.

Мазохизм по десятибалльной шкале в последней стадии!

Мы вместе молчим. Сквозь городской шум умираем от этой безупречной тишины…

Вокруг меня все гремит, а он только рвано дышит.

Сказал бы лучше, что уходит. Бросает меня на произвол нашего, нет, моего горя. Разводится, потому что мне официально изменил, и что теперь у него новая семья… Короче, мало ли причин!

Тогда мне было бы легче всем сердцем его ненавидеть, чем…

Хочу, чтобы из нас двоих хотя бы он начал все с нуля. Он мужчина, ему всегда можно…

— Я иду за тобой, — совсем близко произносит и кладет свою правую руку на мое правое плечо.

Мне сразу становится не так смертельно тяжело!

Останавливаюсь, глубоко выдыхаю и наконец оборачиваюсь к нему.

Власов пронзает меня, как всегда, прямым взглядом. Словно рентген, он сканирует во мне все источники боли и разрушения…

— Беременность замерла, — сухо выношу, словно вовсе не о себе приговор, и тут же прикусываю нижнюю губу, только бы не расплакаться.

В его колючих серых глазах на секунду мелькает что-то живое, когда-то до боли мне знакомое и исчезает в никуда. Вернее, в место, где