- Это не только твоё решение, это…

- Лена, - он повышает голос. - Скажу тогда яснее. Будет развод, ты мигом вылетишь из страны с запретом на въезд, это я обеспечу. У тебя нет гражданства, ты живешь здесь потому, что моя жена. А вот Мишка гражданин. Ты никто, профессии нет, образование только получаешь, за мои деньги, напомню. Так что, не хочешь его потерять - будь послушной девочкой. Поняла?

2. Я могу всё

Его тон становится таким жестким, что я невольно ёжусь.

- Ты не можешь забрать Мишу.

- Я могу всё, - отрезает. - Успокойся, поговорим когда станешь адекватной.

С этими словами он спокойно разворачивается и уходит. Слышу скрип двери, слышу журчание воды. Он пошел принимать душ.

Интересно, а он после неё принимал душ? У неё или здесь? Смывал с себя эту грязь?

Обнимаю себя за плечи. Слышу, как вода прекращает течь. Слышу его шаги.

- Спать идешь? - бросает так буднично и спокойно.

Я не отвечаю. Стою также спиной.

- Ну, как знаешь. У меня завтра рабочий день.

Шаги удаляются.

Я сижу в плену своих мыслей несколько часов, понимаю это по уведомлению от телефона что ему нужна зарядка.

Хватаю гаджет и плетусь тихо, чтобы не разбудить Лёву, в комнату Миши.

Ему всего три с небольшим и он не помнит половину своей жизни.

Не вспомнит, как его избила наша мать, за то, что он плакал от голода. А ему было всего пять месяцев.

Получается, что этот беззаботный период своей детской жизни, он может быть тоже, никогда не вспомнит. Если я уйду от Лёвы и заберу Мишку с собой.

Когда я была маленькой, мама меня не била. Но уже стала пить. Отец не выдержал. Уехал к своей родне в Латвию, а меня забрал каким-то не совсем законным путем. Но здесь меня тоже не искали.

Мама умудрилась родить меня дома и никаких документов мне не сделали. Я была никем. Да и в Латвии я ходила с гордым паспортом «негражданина».

Связь я имела только с бабушкой, маминой мамой. И она мне постоянно говорила, что я должна жить на родине.

Потом отец умер, а его новая жена купила мне билет в один конец. И я подумала, что это даже хорошо.

Вернулась в родной город и только здесь узнала, что у меня есть брат. И что бабушка тоже выпивает.

Так и помню её слова, что мама это родная кровь. Что мама - это мама. Я прожила в доме мамы четыре дня. Вечером третьего дня, празднуя моё возвращение, она разозлилась на Мишу, что тот просил еды.

Пока я неумело смешивала смесь и сюсюкалась с малышом мама на него кинулась.

Дальше все помню какими-то кадрами, как кино.

Звонок в полицию. Я закрываюсь с мамой и Мишей, она долбит в дверь.

Потом полиция. Допрос. Я думаю, что всё хорошо. Но всё становится только хуже. Бабушка называет меня предательницей, не пускает в дом. А когда я захожу за Мишей в больницу его мне не отдают.

Потом крик тетки из службы опеки.

- Вы, девушка, никто. Про ребенка забудьте, всё.

Я зимой каждый день стою под домом малютки. Продала смартфон, последний подарок папы, купила кнопочный телефон и много детских вещей.

Стою, стучусь в дверь. Мне не открывают. Слышу детский плач.

Реву. Холодно. Мороз царапает кожу, на мне порванный пуховик и пух лезет с него прямо в лицо. Хочется умереть, но понимаю, что это малодушие.

Я нужна Мише. Он плачет. Он зовет меня.

Подскакиваю, бегу к металической двери и стучу так, что руки краснеют уже не от мороза.

Замечаю черную блестящую машину, что стоит слишком долго. Не припаркована, огни зажжены.

Из пассажирского сидения выходит мужчина, подходит ко мне.

Спрашивает, хмыкает. Задумчиво смотрит в запертую дверь. Кому-то звонит, и через двадцать минут, медсестра вывозит коляску с Мишей.