Повисает пауза.

– И что ты там делаешь? – недоуменно.

– Я тут живу, Захар.

В трубке слышится вздох. Протяжный, утомленный. А затем муж цокает языком и со скепсисом вопрошает:

– Оль, ну что ты выдумала, а?

– Почему выдумала-то? Мы разводимся, помнишь? А значит, больше не можем жить вместе.

– Ну к чему эта спешка? Кому и что ты пытаешься доказать?

– Я ничего не пытаюсь доказывать. Просто выстраиваю свою жизнь с учетом новых обстоятельств.

– Новых обстоятельств, блин… – муж глухо выругивается. – Ну а газовать-то куда? И двух дней не прошло – а ты уже вещи собрала и из дома свинтила. Да еще и обручальное кольцо на раковине оставила. Будто только и ждала удобного случая….

Я ничего не отвечаю на его безосновательный упрек. Пусть думает, что хочет. Лично мне ситуация ясна как день. У Захара – другая женщина, и перспектива быть «запасной» женой меня совсем не прельщает.

– Я уже спать собиралась, – роняю, помолчав. – День был трудный.

Мне кажется, или я слышу скрежет его зубов?..

– Ладно, Оля, отдыхай, – отвечает наконец. – Завтра созвонимся.

– Зачем?

– Затем, что мы должны поговорить как взрослые люди! Или ты бегать от меня собралась?

– Нет, конечно.

– Ну вот и все.

– Пока, Захар.

Сбрасываю вызов и откладываю телефон на трельяж.

Тоска вновь вонзается в душу острыми когтями. Так больно, что хоть вой. Вот только воем и слезами делу не поможешь.

Надо учиться жить дальше. Через «не могу».

9. Глава 9. Женщина должна быть мудрой.

Утро, как всегда, начинается с тяжелых мыслей и осознания новой неприглядной реальности. Умываюсь, завтракаю, облачаюсь в теплое вязаное платье и направляюсь в гости к маме.

Пора бы рассказать ей о нашем с Захаром расставании.

Отношения с родительницей у нас хорошие, но порой бывают и сложности. В целом, мама – добрый и адекватный человек, однако порой ее забота превращается в гиперопеку, а советы – в назидания. Она живет с ощущением тотальной собственной правоты и крайне редко признает ошибки. А еще она очень любит Захара, поэтому грядущий разговор явно будет непростым.

– Привет, мам, – улыбаюсь я, перешагивая порог и обнимая родительницу.

– Привет, Оленька, – гладит меня по волосам и окатывает внимательным взглядом. – Ты поправилась, что ли? Или мне кажется?

– Да вроде нет, – пожимаю плечами. – Может, куртка полнит?

Прохожу в квартиру и снимаю верхнюю одежду. Мама тем временем суетится на кухне: разливает по чашкам чай и выкладывает на стол свежеиспеченную шарлотку.

– А чего одна? – спрашивает, наливая в вазочку малиновое варенье. – Почему Захар не пришел? На работе занят?

– Да нет, не на работе… – вздыхаю я, не зная, как подобраться к деликатной теме.

– А где?

– Мы с Захаром разводимся, мам, – на выдохе признаюсь я.

Какой толк юлить и подбирать так называемые «правильные» слова? Смысл-то от этого все равно не изменится.

Родительница не торопится с ответной репликой. Просто застывает вполоборота, с банкой варенья в руках и недоверчиво на меня косится.

– Что ты такое говоришь? – произносит наконец спустя, наверное, секунд тридцать недоуменного молчания.

– Говорю как есть. Наш с Захаром брак, увы, изжил себя.

– Глупости какие! – возмущенно дергает плечом и с грохотом опускает банку на столешницу. – А Захар знает? Или ты эту ерунду сама в порыве обиды выдумала?

– Знает, конечно! – оскорбляюсь. – Более того, он инициировал наш разрыв…

За кого мама меня принимает? Я уже давно не та юная импульсивная девочка, какой была раньше. Жизненные трудности и накопленный опыт обтесали меня. Сделали более мудрой и уступчивой.

Если по молодости в пылу ссоры я могла повысить на Захара голос и пульнуть красным словцом, то теперь я давно ничего подобного не делаю. Вероятно, потому что понимаю: после того, как застала мужа, сношающегося с любовницей на бильярдном столе, скандалить бесполезно.