Тут уж кричи, не кричи, а увиденного, увы, не развидеть.

– Что значит, инициировал ваш разрыв? – родительница сводит брови на переносице. – Что ты имеешь в виду?

– У него другая, мам! – не выдержав, в сердцах восклицаю я.

– Батюшки… – она качает головой, медленно опускается на соседний стул и, схватив в руки кухонное полотенце, принимается взволнованно его комкать. – Ну дела…

– Да, – вторю я. – Вот такие вот дела…

– То есть это он сам про развод заговорил? – мама фокусирует на мне потрясенный взгляд.

– Нет, про развод заговорила я. После того, как узнала, что он мне неверен, – отзываюсь я, рассчитывая на безоговорочную поддержку.

Но вместо этого слышу нечто совершенно неожиданное:

– Ну и зря!

– В каком это смысле «зря»? – удивляюсь.

– Да в прямом! Тебе сорок лет, Оль! Где ты в твои годы мужика-то себе найдешь?

– Ма-а-ма, – тяну шокировано. – Ты вообще слышала, что я тебе сказала? Захар мне изменяет!

– Слышала-слышала, не глухая, – бурчит явно раздраженно. – Но только я не понимаю, чего ты разводиться-то сразу надумала… Ну оступился мужик, ну оплошал… С кем не бывает? Такими, как Захар, не разбрасываются! Пить не пьет, деньги зарабатывает, тебя содержит! И даже после того, как у вас с ребеночком не вышло, с тобой остался…

Я в ужасе смотрю на мать, не веря в то, что это все происходит взаправду, а она тем временем продолжает:

– Ты на меня так не гляди, Оль… Я взрослая женщина, я жизнь прожила и плохого не посоветую! Тебе за Захара держаться надо. По-хитрому на свою сторону перетянуть. Он там с молодой покувыркается, погуляет… А потом насытится и обратно к тебе придет. Понимаешь, в чем суть? Терпеливой нужно быть и мудрой. Мужики, они ведь такие… Куда ветер дунул, туда и он. А мы, женщины, должны быть умнее, осмотрительнее. Ибо именно на наших плечах лежит ответственность за сохранение семьи.

– Да какая же это семья? – всплескиваю руками. – Семья – это про доверие, про любовь… А то, что ты говоришь, – это безобразие какое-то!

– Доверие, любовь… – хмыкает. – Наивная ты, Оля! Будто вчера родилась… А еще идеалистка, конечно. Вся в отца… – мама делает паузу, раздумывая о чем-то, а затем возвращается к прерванной мысли. – Я это все к чему говорю? Что ты, уж прости за откровенность, тоже не подарочек… Ребенка так и не смогла ему родить… Чего же ты хотела? Чтобы он всю жизнь сидел как на привязи и только на тебя смотрел?

Ее слова, вероятно, произнесенные из каких-то исковерканных благих намерений, смертоносной катаной рассекают мое и без того израненное сердце.

Больно жить с постоянным ощущением неполноценности.

Больно осознавать, что муж заделал ребенка на стороне.

Но еще больнее осознавать, что даже твоя собственная мать считает тебя бракованной и недостойной безусловной любви и абсолютной верности.

– Я хотела, чтоб как в свадебных клятвах, – говорю еле слышно, обращаясь больше к самой себе. – Чтобы и в радости, и горе, и в богатстве, и в бедности…

– Что ты там шепчешь? – уточняет мама.

– Ничего, – мотаю головой, а затем поднимаю на нее невольно увлажнившиеся глаза. – У него роман с Эльзой, мам. С дочкой Заремы и Саши. Я застала их вместе на свадьбе Ани и Димы несколько дней назад. А перетянуть Захара обратно у меня не получится, потому что Эльза беременна. У них скоро будет малыш и, вероятно, настоящая семья.

Мама теряет дар речи. Ее шок настолько силен, что она даже не находится, как прокомментировать услышанное.

– А за откровенность твою тебе спасибо, – отложив салфетку, поднимаюсь на ноги. – Теперь я, по крайней мере, знаю, что ты на самом деле обо мне думаешь.