—Пап, бесполезно уже говорить об этом. Мне не стоило, но я тоже…была…
—Не стоило? Была что? Ты дочь своего отца, ты Славина, ты должна быть всегда и во всем безукоризненной, — летит в лицо упрек, и я нервно улыбаюсь, чувствуя, как жилы натягиваются струной.
Взгляд у отца бешеный, он и правда рассвирепел, узнав последние новости. Да что там, он в чистой ярости, в такой, какой я не видела очень давно. Очень…с того момента, как перестала пытаться угодить своему влиятельному отцу.
Старая песня, старая и очень знакомая мне.
—Что ж, не такая уж я и безукоризненная, выходит, раз позволила себе дерзость эмоционировать перед лицом подстилки, которая планомерно втаптывала меня в грязь, но тебя ведь это не заботить. Конечно, что уж там. Репутация превыше всего! А дочь — это так, всегда второй план после репутации и того, как ты в обществе будешь смотреться! — срываюсь на крик, саму себя не узнавая, но дальше терпеть нет сил. Я не способна больше на конструктив и вся дрожу от прилива адреналина.
Отец встречает это также, как и все, что было до.
—Рот закрой! Чушь несешь. Я ради своей дочери на многое шел и иду даже сейчас, обеляя тебя перед всеми, кем только можно.
—Так не надо меня обелять, папа! Я взрослая! Я в состоянии сама отвечать за свои поступки. И если она пойдет в своих планах дальше, я сама буду это расхлёбывать и тебя просить не собираюсь! —рывком встаю, отчего стул с грохотом приземляется на кафельный пол, на мгновение отрезвляя нас обоих.
Воцаряется молчание.
—Да что ты? Сама? Раз уж ты все сама, то может и адвокат по разводам тебе не нужен? И охрана тоже без надобности?
—Да, представь себе, не нужен, я его уже нашла. А по поводу охраны…где они были, когда эта шавка на меня бросалась? Твоя хваленая охрана? Да себе ее забери, от Раи и то толку побольше будет, а она девочка метр с кепкой, — продолжаю вопить. Давление в груди нарастает.
Отец удивлённо вскидывает брови и громко втягивает через нос воздух. Я понимаю, что перешла рубеж. Но он тоже. И теперь мне ничего не остается, кроме как идти до конца.
—Ну вот и расхлебывай все сама, раз я тебе без надобности, — очень уж спокойно отвечает он, разворачиваясь на пятках, с явным намерением уйти к себе. Рука тянется к карману явно за сигаретами, а я с силой прикусываю губу.
Выдыхаю резко и позволяю себе больше…
—Знаешь, папа. Я больше не та девочка, которую ты силком затащил в юридический. Я не буду потакать твоим прихотям и послушно сидеть в углу. И да, я совершила ошибку, но это не значит, что она фатальна. Уж ты как юрист должен это понимать! Меня за это расчленять не нужно, я в конце концов твоя дочь, чью сторону ты должен принимать всегда, даже если я виновна. Ты мне это обещал, — срываюсь на крик в ответ, чувствуя, как руки мелко дрожат.
Все. Финиш. Это может продолжаться вечность, и не имеет никакого смысла, пока мы вот так будем вгрызаться в глотку друг другу.
Расходимся по разным углам, и я принимаю решение пожить пока в своей мастерской. Она со всеми удобствами, а большего мне не надо. Охрана вдруг тоже становится глупой идеей. Очевидно, что мне хотят нанести только моральный вред.
На мои слова о том, что я уезжаю, отец реагирует ровно, парней следом якобы не посылает, но я все равно замечаю их машину в потоке движения в зеркале заднего вида.
Кстати, именно они и забрали мою машину из дома моего пока что мужа совершенно беспрепятственно, и теперь я на своих колесах. Пока что, потому что об Архангельском не хочу иметь никаких упоминаний, и эту красотку мне придется продать.