– Надя, поехали домой? – Я вздрогнула, вскидывая голову. Слава стоял рядом, протягивая мне руку. – Все хорошо?

– Все плохо. Как всегда, Слава. – Я поднялась, проигнорировав его ладонь, и направилась к выходу.

На парковке меня встретил глава отделения собственной персоной. Питер меланхолично его обнюхал и сел рядом со мной.

– Доброе утро, Верес Олегович, – поприветствовал меня Краморов.

– Доброе, – выдавил я, закидывая на плечо рюкзак. – А где же моя персональная охрана ото всех?

– Вы же сегодня тут по собственной воле, – усмехнулся он.

– Я так понимаю, работать предстоит здесь, – сменил я тему.

– Совершенно верно. Пройдемте?

Я поплелся за ним через парковку. Питер остался ждать возле машины.

Еще вчера я отметил у главного хромающую походку, но для меня он не представлял угрозы, поэтому сканировать я его не стал. А вот теперь проявил интерес и даже навел справки.

Савелий Анатольевич Краморов не потерял военной осанки несмотря на возраст. А ноги он едва не лишился в горячей точке, вытаскивая своих пациентов из горящего полевого госпиталя. В общем, врач-герой на пенсии. Что он делает на руководящем посту здесь? Сложно сказать. О том, что он – блестящий диагност, выдающийся токсиколог или еще какой супер специалист, я информации не нашел. Но расслабляться не стоило. Видимо, какие-то заслуги у этого человека имелись помимо героических…

– Данила, кстати, экстренно прооперировали вчера, – заметил он. – Вы спасли ему жизнь.

Я молча прошел в металлические двери и направился в пункт досмотра, пытаясь сдержать приступ злости. На себя. Дался мне этот оперативник…

– Не любите оказываться правым? – напомнил мне о разговоре Краморов, когда мне вернули рюкзак.

– Не люблю, когда это так подчеркивается.

– Скорее, вам не нравится быть хорошим, – не отставал он. – Вы считаете, что люди этого не заслуживают, а вы проявили слабость.

– Не все не заслуживают, – огрызнулся я. – Но не мне судить кого-то. Я отвечаю только за себя.

– Ладно, – пожал он плечами. – Пойдемте.

И он пошел передо мной, сильнее припадая на больную ногу.

– А вы? Почему без трости? – поинтересовался я.

– Оставил в кабинете.

– Какой смысл? – Я осмотрелся в незнакомом коридоре.

– Мне нужно какое-то время расхаживать ногу без палки. Так обезболивающего требуется меньше…

Я не ответил. Быть может. Но стало неинтересно.

Раннее утро выстудило коридоры здания, заполнив их невнятной тишиной. Мобильные тут не ловили, внешние звуки не долетали. Только шарканье Краморова разбавляло эту глухонемую муть.

– А у вас умный пес, – заметил он. – Обычно собаки не переносят оборотней…

– Не все.

– Я не встречал. Вы что-то значите особенное для вашего пса.

– Господин «главный доктор», я плохо поддерживаю вежливые беседы, – огрызнулся я раздраженно.

– Беседа у нас не вежливости ради, – спокойно парировал он, останавливаясь перед дверью. – Вы согласились здесь работать, и я хочу узнать вас лучше. Даже не так – я обязан вас узнать, потому что настройка вашей работы в моем отделении для меня важна. Я вижу, что вы – социопат, но вынужденный. Потому что вы хотите общаться, хотите работать по профессии и быть полезным другим. И жить нормальной жизнью вы жаждете. Но вас отучили это признавать. И теперь вы ненавидите себя за каждый благой порыв. И всех, к кому он обращен.

– Это помешает нашему сотрудничеству? – раздраженно поинтересовался я.

– Нам нужно свести негативное влияние вашего прежнего опыта к минимуму. – И он толкнул передо мной двери. – Проходите.

Кабинет как кабинет. Просторный. С видом на лес через панорамное стекло. Светлый. И запахов тут нет почти – постарались.