Но… Я все-таки выросла не с серебряной ложкой во рту, меня воспитали в приюте для девочек. Из нас там в основном готовили прислугу, потому что ничего лучше большинство из нас не ждало. А кое-какие премудрости я постигала на практике, помогая на кухне, а также — подслушивая разговоры главной поварихи и управляющей хозяйством.

Осуществлять текущий ремонт? Осуществлю. К слову, дорогой Кориан, к нему относится только то, что может угрожать целостности здания или жизни обитателей. Пока крыша не обваливается, я ничего не обязана. Уж об этом я точно знаю, при мне заведующая хозяйством ругалась с мэром, а тот присылал отписки и не хотел выделять деньги на ремонт стены, которая пока еще держалась.

Присматривать за садом? Присмотрю. Каждый день на него буду выходить и смотреть. Возможно, там даже что-то вырастет: я видела, пока шла от ворот к дому, жимолость, медуницу, сон-траву.

Это все мне пригодится для лекарств и отваров — этому тоже пришлось научиться в приюте, но мои знания оказались совершенно бесполезны в столице, где дороги были каменными, а полезные травы просто не росли. Жаль, что у меня не хватало сил и денег уехать, но сейчас уже поздно об этом думать. Главное — Кори здоров. А от злости я, кажется, теперь горы могу свернуть.

Что еще? Следить за порядком?

Разумеется. Ведь это место станет домом моему сыну, так что я позабочусь о том, чтобы он жил в хороших условиях.

И… и, пожалуй, все.

Приведу это поместье в порядок, как и обещала, а через год — я надеюсь, — смогу скопить достаточно денег, чтобы уехать отсюда подальше, купить свой маленький дом и никогда тебя, Кориан, не видеть. И Кори так будет лучше. По крайней мере, до того момента, как проснется его вторая ипостась.

Чувствуя, как в груди все разрывается от боли и обиды, я шагнула к шкафчику с ложками. Подняла взгляд и вздрогнула от испуга, прижав к себе гукнувшего Кори.

Это… что это? Не может быть. Это ведь мне чудится?

Я зажмурилась, а потом открыла глаза. Снова зажмурилась и снова открыла глаза.

Не чудится.

На пыльном и грязном полу, сейчас, когда его высвечивал весело пляшущий огонь в очаге, красовалось множество следов. Вот здесь прошла я, рядом — шаркающие шаги Марка.

А вот между ними, почти затоптанные, — совсем другие следы.

Отпечатки приличного размера лап, похожих на волчьи. Один был виден совершенно четко и покрыт тонким слоем пыли.

От одного вида этого отпечатка меня пробрало дрожью. Приют, где я выросла, стоял на окраине леса, и я помнила ту самую холодную затяжную зиму, когда волки подходили прямо к дверям и протяжно выли от голода, надеясь, что кто-нибудь появится и им удастся перекусить. В ту зиму им все-таки удалось загрызть одну из старших девочек. Ночью она умудрилась удрать из приюта, — говорят, на свидание с кем-то из городских парней. Меня до сих пор бросало в дрожь от одного только воспоминания.

Но отпечатки лап тех волков были раза в два меньше чем тот, который красовался на полу. Что это за зверюга? И откуда она тут взялась?

— Гу! — выдал Кори, которого я прижимала спиной к животу, и потянулся к отпечатку лапы, как к любимой игрушке. — Гу!

Я отступила и бросила взгляд на окно. Вот, кто его разбил. В дом забрался зверь. Прислушиваясь, я замерла. Не раздавалось никаких посторонних звуков. Может, этот незваный гость уже ушел?

Я рискнула выглянуть в столовую — тихо и пусто. Пригляделась к полу: никаких других отпечатков лап мне не удалось обнаружить. Только на кухне, возле разбитого окна, был участок стертой пыли, как будто кто-то отталкивался от пола и выпрыгивал. Не нашел еды и решил уйти?