– А сын. Зачем он вам? Он ведь маленький, беззащитный. МОЙ! Слышишь? Он мой! Я не отдам вам его, – срываюсь на крик.

– Полина! – встряхивая за плечи, Марат прекращает зарождающуюся истерику. – Ты вообще отупела после родов, что ли?

Бьет словами хлеще пощечин. Я еще и оглупела.

– В чем я не права? – кричу, пытаясь вырваться, но кто же мне позволит.

Чем сильнее трепыхаюсь, тем жестче меня держат. Плачу еще сильнее. Потому что больно не только физически.

– Скажи мне, в чем я ошиблась. Почему ты выбрал ее? Я ведь тебя люблю, а ты с ней. Чтобы мне было больнее. С сестрой, которая моя копия. И даже волосы мои. Она все всегда у меня отнимает.

Хватка Марата слабеет. Я вырываюсь и стучу кулачками по его рукам, груди, куда придется, отпуская себя, пока позволяет, пока могу.

– И ты выбрал ее. Она все у меня отняла. Все! Почему она, Марат? Почему?

Голос полон отчаяния. Я в шаге от срыва.

– Потому что захотел. Почему – тебя не касается. Твои задачи: быть ласковой женой и кормить ребенка. Если, конечно, хочешь остаться при нем.

4. Глава 4

Полина

Смотрю на него и не могу поверить в услышанное. Он не мог такое сказать. Не мог. Только не мой муж. Но он уже не мой.

– Марат, – дрожащим голосом зову его, хватаясь за края накинутой рубашки. – Скажи, что ты несерьезно. Прошу тебя. Скажи.

Слова застревают в горле, но я заставляю себя говорить. Сейчас нельзя молчать. Я хочу увидеть сына, хочу узнать, почему он так поступил. Меня начинает сотрясать мелкая дрожь, мысли путаются.

– Я смотрю, ты не успокоилась, – муж тяжело вздыхает и накрывает ладонями мои запястья.

Прикосновение обжигает холодный взгляд серых глаз, полосует хуже лезвия. Вздох не сулит ничего хорошего. Все во мне замерло в тревожном ожидании.

– Возьми себя в руки. Ты мать моего ребенка. Это дает тебе преимущества. Будешь умницей, ничего не потеряешь, – отрывает мои руки от рубашки, опуская их вниз. – Ты ведь умница?

Киваю. На слова не осталось сил. Смотрю на Марата и кажется, что передо мной чужой человек. Злой, циничный, жестокий. Какой угодно, только не мой. Таким я привыкла видеть его за стенами дома, там, в большом мире, где он хищник, добытчик, воин.

– Вот и хорошо. Значит, сейчас ты успокоишься, переоденешься, мы поужинаем, потом покормишь Умара, и мы ляжем спать, где вычеркнем сегодняшнее недоразумение из памяти. Да? – резко притягивает к себе, давая почувствовать, как будем вычеркивать.

Становится противно от его намеков, мерзко от самой себя и собственной беспомощности. Чувствую себя настолько грязной после его намеков, что хочется залезть в ванну и тереть себя мочалкой до дыр, чтобы смыть с себя все.

А он все держит, гладит лицо костяшками пальцев, а в глазах загораются искорки нежности и обожания.

Как такое возможно? Совсем недавно он трогал другую. Делал с ней все, что делал со мной. И сейчас хочет продолжить, только с оригиналом. Так?

Господи. Это все неправильно. Так не может быть.

– Ты представлял ее или меня, когда приволок в спальню? В наш дом? – мне становится все равно.

Боль разъела душу. Сердце забилось с новой силой, а ярость затуманила разум.

– Полина, – рычит в мою сторону, а меня распирает, хочется кричать, и я себе позволяю это.

Да и он не противится, дает вырваться из крепкой хватки. Отхожу на пару шагов. Так легче дышать. Так проще говорить все в глаза. Так он меньше давит своей энергетикой.

– Что, Полина? – тормоза отказали, я рыдаю и кричу, настолько сильно, насколько это возможно. – Что? Разве я не права? Ты приволок ее в наш дом. Мою точную копию. Ты помял ее по полной программе. У нее даже следы твоей несдержанности багровыми пятнами остались на теле.