Олег застыл, его улыбка стала натянутой:

– Завтра? – он сделал паузу, слишком долгую для обычного обдумывания. – Это просто внутренняя презентация для команды. Будет очень скучно, поверь.

– Я готова рискнуть, – я склонила голову набок, глядя на него с невинным ожиданием. – Хочу поддержать тебя. Как хорошая жена.

Каждое слово было отравленной стрелой, но только мы двое знали об этом.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Олег, и в его глазах я увидела смесь подозрения и плохо скрытого беспокойства. Он начинал понимать, что я знаю больше, чем показываю. – Давай обсудим это дома.

Дома. В том месте, которое перестало быть убежищем, превратившись в театральную сцену.

– Конечно, – я мягко согласилась, отпивая глоток воды. – У нас будет много тем для обсуждения.

Сергей, то ли не замечая напряжения, то ли намеренно игнорируя его, поднял руку, подзывая официанта:

– Думаю, нам всем не помешает ещё по бокалу вина. И, может быть, ещё один десерт? Алиса, ты ведь любишь крем-брюле?

Я повернулась к нему с благодарностью за попытку разрядить атмосферу:

– Да, спасибо, Сергей.

Пока он делал заказ, я поймала на себе пристальный взгляд Марины. В её глазах читалось понимание и сочувствие. Она знала. Или догадывалась. И каким-то образом это знание принесло облегчение – я больше не была одна в своей боли.

А вечер тем временем продолжался. Мы ели крем-брюле, пили вино, обсуждали нейтральные темы – последние фильмы, планы на отпуск, новую выставку в Эрмитаже. Всё как всегда, за исключением одного – воздух между мной и Олегом был наполнен невысказанными словами, невыплаканными слезами и неизбежностью предстоящего разговора…

Домой мы ехали в тягостном молчании, нарушаемом лишь шорохом шин по мокрому асфальту и приглушенным голосом диктора радиостанции, сообщавшего прогноз погоды на завтра. Дождь, начавшийся еще во время ужина, усилился, и капли барабанили по крыше, создавая монотонную, гипнотическую мелодию.

Олег сидел за рулем своего «Мерседеса» цвета антрацит – последняя модель, купленная три месяца назад. Он сосредоточенно глядел на дорогу, его профиль в полумраке казался высеченным из камня – резкая линия подбородка, прямой нос, чуть нахмуренные брови. Красивое, холодное лицо человека, который привык получать то, что хочет. Человека, которого я когда-то любила до головокружения.

Его ладони крепко сжимали руль – ухоженные руки с золотым ободком обручального кольца. Теперь эти руки гладили другую женщину, скользили по её коже, сжимали её волосы… От этой мысли к горлу снова подкатила тошнота, и я отвернулась к окну.

Я смотрела на ночную Москву, проплывающую за стеклом автомобиля – ряды окон в многоэтажках, мерцающие вывески ресторанов и клубов, огни автомобилей, сливающиеся в размытые линии из-за дождя. Город, мерцающий огнями как отражение моей собственной жизни – красивой снаружи, холодной внутри. Витрина благополучия, за которой скрывалась пустота.

На светофоре Олег достал телефон и быстро взглянул на экран, после чего положил его обратно в карман. Проверял сообщения? От неё? Почему-то эта мысль вызвала не боль, а тупое раздражение, словно заноза, которая давно гноится.

– Что это было? – наконец спросил уж, нарушая молчание, но не отрывая взгляда от дороги. Его голос звучал напряженно, с едва заметными нотками раздражения.

– О чем ты? – проронила, повернувшись к нему с невинным видом и, наслаждаясь этим маленьким спектаклем. Странное, извращенное удовольствие – играть в неведение, когда каждая клеточка тела пульсирует от знания.