— Ты меня вообще не воспитывала, если вспомнить. Бабушка и няни — да. Ты — нет, мам. Отец. А ты собой занималась, ну и тем, чтобы все делали всё по-твоему. Ходили, говорили, женились…

Наверное, у нас с Ангелиной челюсти одновременно отвисают.

Повисает тишина.

Ермакова сразу в слезы и причитания кидается. Я же выпрямляюсь, облизываю губы и будто невзначай касаюсь Дёмкиной кисти.

— Прости. — Смотрю на наши руки. — Я не хотела звонить, — перехожу на шепот, — мама твоя настаивала. Я бы справилась, правда. Мы с Егором справлялись же как-то все это время без тебя.

— Сейчас это уже значения не имеет.

Демид отдирает от себя мою руку, смотрит с укором и… Ненавистью?

Пугаюсь этого его взгляда. Вся моя мягкость на него сегодня будто не действует. Переминаюсь с ноги на ногу, а потом прослеживаю Дёмкин взгляд. Он куда-то в сторону смотрит.

Поворачиваю голову и задыхаюсь. От злости, беспомощности, жгучей ревности и отчаяния.

Полянская! Сашка стоит в конце коридора, обнимает себя руками и смотрит на нас всех. С триумфом. Я вижу это в ее глазах. Вижу!

— Что она тут делает? — шипит Ангелина Дмитриевна. — Зачем ты ее притащил?

— Она моя жена, мам. Если ты не забыла.

Он приехал сюда с ней…

Зачем он ее притащил? Внутри все окончательно обрывается. Они не могут помириться, права не имеют! У меня сын от Ермакова. У нас с ним общий ребенок. Я должна быть его женой. Я!

Сашка медленно подходит ближе. Вся такая серьезная, на лице ни единой эмоции, которая бы выдавала ее внутренний раздрай.

Ненавижу ее. Боже, как я ее ненавижу. Демид, когда женился, я месяц рыдала лежала. Не могла поверить, смириться. Мы же с ним созданы друг для друга. Расстались, да. Но встречались периодически. Я видела, что у него до сих пор ко мне чувства есть.

Мы ругались, мирились, не могли друг без друга. Он всегда возвращался. После нашего первого расставания в школе, в универе, он прилетал ко мне, когда я в Питер переехала. А потом, после очередной ссоры, он включил игнор. Полный.

Так и сказал, что устал от качелей, ругани, устал от моих истерик. Ничего у нас якобы не выходит. Я думала, перебесится, а через четыре месяца появилась она.

Полянская. Он просто головой на ней двинулся. Боже, женился потом…

На ней, не на мне.

Как же так?

Чувствую дрожь. Тело ватное, а ноги к полу прилипли.

Полянская подходит к Дёмке, и он… Он берет ее за руку. Она в лице не меняется даже, только мельком смотрит на пальцы его, что ее ладонь обхватывают, а потом на меня.

— Мне очень жаль. Как мальчик? — спрашивает и смотрит мне прямо в глаза при этом.

— Уже лучше, — чеканю, а у самой губы, кажется, дрожат.

Смотрю на эту стерву и все волосы ей выдрать хочу. Она отняла у меня мою жизнь. Мое право на счастье. Мое право на Демьяна. Он мой. Он должен был быть мой. Всегда же был!

Вытираю скатывающуюся по щеке слезу.

— С днем рождения, — натянуто улыбаюсь.

— Спасибо.

— Даже как-то неудобно, что мы со своими проблемами праздник вам испортили.

— Все в порядке. — Полянская косится на Дёму. — Я решила поддержать Демида. Он переживает за Егора.

Она говорит тихо, вроде серьезно, но почему-то я в ее голосе слышу насмешку. Будто в реальности Дёме плевать на ребенка своего и на меня плевать.

— Да, Демид такой. Добрый, — киваю и смотрю на Ангелину.

Вот кто свои эмоции истинные не прячет, она просто пышет злостью, еще немного, и просто накинется на свою невестку.

— Хоть бы совесть имела не приезжать сюда, — шипит Сашке в лицо свекровь, — позоришь всю семью.

— Вы должны были к этому привыкнуть. — Полянская пожимает плечами, а потом кладет раскрытую ладонь Ермакову на предплечье. — Я подожду тебя в машине.