Официант ловко меняет пустые тарелки на изящные стеклянные креманки на высоких ножках, в которых от летнего тепла медленно тает заказанные нами шарики фруктового мороженого.

— Я не хочу иметь с ним ничего общего. Мне претит сама мысль об этом.

— Эм…, — вытирая бумажной салфеткой губы, Саша иронично косится на прибежавшую обратно Соню. Дочь еще издалека заметила сладкое лакомство, ждущее ее на столе. — Как бы уже поздно сетовать на связи с бывшим, Каро. Эта крошка — ваш с Назаром общий знаменатель на долгие годы.

— Тсс, — шикаю на подругу, которая при ребенке осмелилась упомянуть имя моего бывшего мужа.

— Все время забываю, что она смышленая не по годам.

Вытираю перепачканные руки дочери влажными салфетками, сбрызгиваю антисептиком. Соня смешно морщит нос и громко чихает, затем ловко хватает десертную ложку и втыкает ее в мороженое.

Пока ложка с десертом достигает детского рта, пачкается не только платье и стол, но и коленки юной барышни. Липкая субстанция успевает растечься по ноге ребенка, пока я пытаюсь достать упавшую под стол пачку салфеток.

— Саш, мне плевать на Наз…, — спохватываюсь прежде, чем имя экс-супруга звучит вслух. — На его внезапно проснувшуюся совесть, страдающее сердце, воспаленную печень или другие проблемы головы и тела. Меня это никаким боком не должно касаться. Я четыре года жила без его подачек, и мне это понравилось. Я сам себе начальник, сама управляю своей жизнью. Хочу, чтобы так оставалось и дальше.

— Еще один твой пунктик, который я не до конца понимаю, Каро. На твоем месте я брала бы от бывшего все и не парилась. Материнство — это же тоже работа. Без выходных, проходных, отпусков и больничных.

— Без нормального сна, эмоциональной стабильности и в принципе личной жизни, — смеясь, дополняю список Саши собственными минусами первого года жизни Сони.

— Почему тогда ты не хочешь получать вознаграждения за такой труд?

— Потому, что не в деньгах счастье, Александра. Совсем не в них. — Глажу дочь по спине, целую в макушку.

Несмотря на негативные моменты материнства, я не готова отказаться от лучшего периода в моей жизни, ради каких-то бумажек. Видеть улыбки дочери, ее первые шаги, слышать ее первые «агу» и звонкий смех. А как она сладко пахнет молоком. До сих пор порой ныряю носом в ее мягкие волосы и вдыхаю этот сладкий аромат.

Кризисы, скачки роста, недосыпы и усталость — это временные трудности. И эти тяготы моментально стираются из памяти, стоит только маленьким детским ручкам крепко обнять мои плечи.

«Мама, я так тебя люблю» — слова ребенка, которые заставляют меня глотать соленые слезы счастья. «Мам, ты самая лучшая на свете» — признание, моментально изгоняющие из головы мамы любые сомнения по поводу оценки собственной адекватности, успеваемости, активности и чуткости в отношениях со своим ребенком.

Веду Соню в уборную, чтобы помыть руки и платье от липкого мороженого. Дочь все время пытается дотронуться грязным пальцем до других посетителей здешнего ресторанчика.

Когда я мешаю ей дергать чужих людей, она тут же переключается на нежно-розовые, зефирные стены и пытается отщипнуть кусочек декоративной рыхлой штукатурки.

Мои светлые брюки чудом остаются чистыми, майке на тонких бретелях повезло меньше. Сероватый отпечаток Сонькиной ладошки пришелся аккурат на правую грудь. Пока Соня балуется с сенсорным краном, я пытаюсь хоть как-то отмыть эту провокационную отметину.

— Сонь, не брызгай воду на пол. А то попрошу выдать тебе швабру.

Скорчив недовольную гримасу, Соня бросает сантехническую игрушку и начинает кружиться по маленькому помещению.