— Тебе, Лара, тебе. Кому еще? — он грозно нависает надо мной, и его взгляд еще никогда не смотрел на меня с такой ненавистью.

Что эта тварина ему наплела? Какими словами меня опорочила, моль поганая?

— Гриша, ты так со мной никогда не разговариваешь. Что с тобой стряслось?.. — блею, хотя на самом деле хочу разорвать его тварь-жену.

Это ее рук дело. Она его довела до такого состояния.

— Счастливо оставаться, любовнички! — мимо нас пролетает спешащая на выход Ольга.

— Оля, стой! — Гриша забывает про меня и несется за ней как привороженный.

— Гриша? — зову его я, и все оборачиваются. — Гриша! — снова кричу, и мне плевать, кто что подумает. — У меня кровотечение только что открылось, помоги.

Он останавливается.

Сработало.

Я знаю его с детства, эмпатия родилась вперед него, а значит, пока я в статусе жертвы надругательства, он не сможет мне отказать.

— Где болит? — спрашивает он, глядя на меня своими внимательными глазами.

— Там… живот… — жалобно произношу я.

— Поедем, отвезу тебя к врачу. А потом поеду за Олей.

Последняя фраза режет слух, но я не подаю вида.

Сегодня — день икс, и я должна сделать все, чтобы ни к какой Оле он не поехал.

Просто все.

18. Глава 18. Я должна держаться за штаны?!

— Ольга, — мать прикладывает руку к груди, стоя на пороге моей съёмной квартиры. — А что все это значит?!

Она не возмущается и не плачет, впрочем, ей и не нужно, потому что по ее лицу и так понятно, что она в шоке.

Побледнев, мама снимает пальто и с поникшей головой отправляет его на вешалку.

— Вы с Гришей… — сиплым шепотом говорит она, поворачиваясь ко мне. — Расстались?..

Меня хватает только на то, чтобы ответить ей коротким кивком. Не хочу открывать рта, чтобы не дай бог не выдать Медведева маме с потрохами. Она сильно расстроится, если идеальный образ Гриши рухнет.

В эту секунду я бы хотела поделиться с матерью своими чувствами, но на первый план выходит чувство вины. Перед ней.

Я даже про себя столько не думаю, сколько про то, каким разочарованием будет для родителей мой развод.

Умом понимаю, что так быть не должно, но ничего поделать не могу.

— Но как? — в глазах мамы стоят слезы. — Вы же были такой парой, и…

— И? — облизываю сухие губы. — Ты боишься того, что подумают люди, да?

Я слишком хорошо знаю свою мать и то, как сильно она зависит от мнения окружающих. У нас с ней было много разговоров, некоторые на повышенных тонах, и я тщетно пыталась объяснить ей, что на мнение соседей нужно плевать. Какая разница, что думают посторонние?

Но она меня не слушала.

— Оля, — мать берется за голову, обхаживая мою крохотную квартирку. — Что скажут люди, когда узна́ют? Мы с отцом ждали от вас с Гришей деточек. У всех наших знакомых уже по два-три внука. А мы с отцом, что, хуже остальных? Не заслужили счастья под старость лет?

— Мам, ты не права.

— Я тебе давно говорила, что надо было рожать. Дети скрепляют брак! Вот был бы у вас карапуз, гляди и смирилась бы с обидами на мужа.

— Ты даже не спросила, почему я от него ушла… — упрекаю маму.

Мне хочется, чтобы она спросила как я? Что у меня в душе? Справляюсь я, или нет? Ем я, в конце концов, или нет?!

А она в ответ на мои слова отмахивается рукой.

— Семья держится на женской мудрости, Оля, — горько произносит мама, поджимая губы. — Что бы ни случилось, это ты должна была проявить мягкость и подумать о будущем. Ты, — укоризненно повторяет он. — Гриша-то себе легко другую найдет. А ты после развода кому будешь нужна?

Меня убивает то, что это ее искренний вопрос. Становится обидно до слез, но чтобы их не показывать, я быстро промачиваю внутренние уголки глаз.