Собрав всё свое мужество в кулак, делаю два глубоких вдоха и без обиняков выдаю фразу, к которой собиралась сегодня долго готовить Нину.

Фразу, ради которой сегодня ехала к ней.

- Нина Михайловна, вам нужно продать дом. И, скорее всего, бизнес. Другого выхода нет!

21. 21. Забери!

Уже два часа я успокаиваю Нину. Она удивительно быстро проходит все стадии принятия неизбежного.

Пройдено отрицание, когда она доказывала, что всё не так плохо, а мне пришлось звонить Сергею, чтобы он подтвердил цифрами реальное положение дел.

Потом она кричала, что мы её в гроб загоним, и билась в припадке.

Затем долго торговалась со мной, доказывая, что продать нашу с Глебом ипотечную квартиру будет намного целесообразней.

Наконец, она успокоилась, легла на диван и приготовилась умирать.

Я поняла, что стадия принятия уже близко.

Все это время я была рядом с ней, мужественно терпела её истерику и даже пузырек с корвалолом не дрожал, выдавая моё бешенство.

Тумблер отрицательных эмоций у меня снова поставлен в положении «выкл». Моя беременность всё ещё служит надежным гормональным укрытием от ревности, обиды и гнева. Окутывает меня, как ватой, и не дает больно ударится об острые углы, которые расставляет жизнь.

Когда-нибудь мой панцирь не выдержит внутреннего давления и разлетится на кусочки. И тогда я выпущу свою обиду, и Глеба с его мамашей смоет волнами моей ненависти. Они смогут оценить масштаб моей злости в полной мере. Не знаю как, но им не сойдёт с рук то, как они поступили со мной и с маленьким мальчиком.

Но не сейчас. Сражаться с инвалидом я не буду, противников нужно выбирать под стать себе.

И я сделаю всё, чтобы Глеб встал на ноги. Чтобы он наладил дела своей безмозглой мамы, позаботился о брошенном им сыне. А потом я пну его сама – так, чтобы он не поднялся!

Саша все это время жмется ко мне и отказывается сидеть в своей комнате. Как я не уговариваю его побыть с Хагги, которому страшно и одиноко в чужом доме, он настойчиво возвращается ко мне. Наверное, считает, что поддержка мне нужнее, чем щенку.

- Викуся, - Нина подаёт голос и делает слабое движение рукой, - скажи мальчику, пусть поменяет полотенце.

Саша молча бросается к ней, снимает с её лба теплую тряпку и летит в ванную. Хочет помочь. Через секунду слышен грохот. Наверное, второпях уронил многочисленные Нинины пузырьки.

- О господи, да сколько можно! – Стонет свекровь. Она протягивает руку, и я вкладываю туда стаканчик с заготовленными каплями. – Забери его, умоляю!

- А вы, как можно скорее, продаёте дом, переезжаете в жилье попроще, а на вырученные деньги спасаете собственного сына... – бесстрастным голосом откликаюсь я.

- У меня нет выбора, ты выкручиваешь мне руки. – Нина одним глотком осушает стакан и откинувшись на подушку, издает жалобный стон. – И собаку эту забери. И стакан тоже...

- ...И обговариваете с Сергеем возможность продажи бизнеса. Не исключаю, что Глеб сможет вытащить вас из ямы, - забираю стакан из протянутой руки, - но как быстро это произойдёт, зависит только от вас.

Нина, всхлипнув, щупает свой лоб.

- Кажется, у меня жар... А у Глеба аллергия на шерсть.

- Я в курсе, - воинственно скрещиваю руки на груди. Кажется, понимаю, к чему она клонит.

- Когда его выпишут, собаки в вашей квартире быть не должно. Он не сможет дышать с ней одним воздухом.

Пытаясь сдержать хохот, я хрюкаю. Но, не выдержав, утыкаюсь лицом в ладони и сотрясаюсь от слабых всхлипов. Нина перестает отрешенно созерцать потолок и с удивлением приподнимается на локтях. Смотрит на меня в ужасе - не поймет, смеюсь я или рыдаю.