И сообщать о том, что мама за ним не придет, по всей видимости, придется мне.

Потому что я не хочу, чтобы это делала свекровь – брезгливо морщась, фыркая и, не дай бог, добавляя «туда ей и дорога».

Эх, Саша, Саша... Что с тобой будет теперь?

Молча протягиваю руку к листочку с лекарствами и кладу его в карман.

- Пойдёмте, только недолго. Что от меня требуется?

- Ничего особенного. Просто поддержите его.

И уже шагая за врачом больничными коридорами понимаю, что Илья Сергеевич меня грамотно раскрутил. Постепенно, шаг за шагом, свесил на меня ответственность за чужую жизнь.

И теперь мне некуда деваться.

Но только один разговор. И пусть только попробует потом сдохнуть, сукин сын!

11. 11. Отдать долг

За последние сутки шок стал моим привычным состоянием. Но, после приступа горя, который накрыл меня в машине, я больше не впадаю в отчаяние.

Наверное, мой мудрый организм настолько настроился на вынашивание здорового ребёнка, что ограждает от негативных эмоций. Просто вырубает предохранители, и мне достаются слабые отблески паники, жалости или отчаяния. Моя девочка спасает меня, иначе я сошла бы с ума.

Прижавшись носом к стеклу, впиваюсь взглядом в человека, лежащего на кровати. Внимательно изучаю собственного мужа, отделённого прозрачной стеной. Небрежная щетина, впалые щеки, заострившийся нос... Этот больной человек, опутанный проводами и капельницами, выглядит старым, изможденным и совершенно не похож на красавца Глеба.

- Глеб... – шелестом срывается с моих губ, - неужели это ты?

Поправляю на плечах одноразовый синий халатик. И почему-то вспоминаю, как три года назад я лежала на боку, поджав ноги под себя, в одноразовой казённой ночнушке такого же сизого цвета.

Совершенно не стеснялась разодранного ворота и кровавых пятен на подоле.

Мне было все равно.

- Поговорите с ней, уговорите поесть, - шептал кто-то в другом измерении. – Она даже капельницы с глюкозой не дает поставить.

Потом шёл звук осторожных шагов и что-то большое нависало надо мной. Тень кого-то доброго и своего до дрожи. Я знала, что он хочет что-то сделать для меня, но не в силах была даже кивнуть ему. Или не хотела. Потому что мне никто не мог помочь. Тогда.

Колючий плед взлетал вверх и накрывал до груди. А руку, исколотую капельницами, сжимала чья-то мягкая ладонь. И я не знала, от чего мне становилось тепло – от пледа или от этого рукопожатия.

- Хорошая моя, - я улавливала знакомый голос нейронами, он вибрировал в каждой клеточке моего тела. – Не надо так, родная... У нас ещё будет ребёнок, я обещаю тебе. Ты слышишь меня? Я обещаю! Девочка с твоими глазами. Или мальчик.

Я почувствовала, как что-то мокрое утыкается в мою ладонь. Как нос щенка. И делала движение пальцами. Гладила лицо Глеба и с удивлением понимала, что его щёки мокрые от слёз. Как и мои...

...Отшатываюсь от стекла, рукавом протираю запотевшее пятнышко. Чтобы даже следа не осталось от того воспоминания.

Наверное, в эти же дни Глеб прижимался к другой ладони – детской или женской. Только с благодарностью. Потому что тогда у него уже был сын!

Три года назад я выглядела ненамного лучше, чем он сейчас. Но Глеб протянул мне руку и вытащил из пропасти.

Видимо, пришла моя очередь отдать долг.

- Вы идёте? – спрашивает Илья Сергеевич.

И я делаю шаг вперед. Потом ещё... Пока врач не закрывает стеклянную сверь за моей спиной.

Стою в углу, не сводя взгляд с лежащего человека.

- Привет... – говорю тихо, прижав к животу сумочку, - как ты?

Слегка поворачивает голову на мой голос, глаза темные и пустые. Узнал или нет – не понятно.